– Ее честь занята. Хотите оставить сообщение?

Обычная практика в суде: подчиненные не спешат докладывать обо всем судье лично, уменьшают риск. Что ж, оправданная мера, как я имел возможность убедиться. Я рассказал ему про Конни Сайкс.

– Н-да, – заключил Ниб, – тетка похожа на ненормальную. Она что-нибудь вам сделала?

– Нет.

– Значит, стрелять она не собирается? – повторил помощник шерифа. – Похоже, она вас здорово напугала.

– Нет, скорее насторожила.

– В смысле?

– Напомнила о бдительности. Я решил, что судью надо предупредить.

– Ясно, док. Теперь это моя работа.

– В смысле?

– Если эта психопатка явится к вам еще раз, запирайте дверь и звоните в «девять-один-один».

Я налил вторую кружку кофе, спустился с ней по задней лестнице в сад, задержался у пруда с кои послушать водопадик и покормить рыб и лишь потом пошел по выложенной камнем дорожке дальше, в мастерскую Робин.

День выдался тихий, электроинструменты отдыхали. Свою любимую я застал у верстака – лицо в маске, каштановые кудри собраны на затылке в узел, красный рабочий комбинезон поверх черной футболки – общий вид умопомрачительно сексуальный. По обе стороны от нее стояли баночки с красками, лаком и морилкой. На полных оборотах урчал сухой воздушный фильтр.

Рука Робин с зажатым в пальцах кусочком хлопка двигалась небольшими концентрическими кругами. Шел процесс ручной полировки задней деки французской гитары XVII века, сделанной из волнистого клена. Абсолютно салонная штучка, украшений много, а звук так себе. В те времена их называли женскими, поскольку считалось, что исполнять настоящую музыку женщины не в состоянии. Этот инструмент принадлежал одному коллекционеру, который сам не мог извлечь из него ни звука, зато требовал, чтобы все, чем он владел – включая и его третью жену, – было красивым и блестящим.

Робин работала, а Бланш, наша маленькая французская бульдожка белой масти, похрапывала в углу.

Я негромко кашлянул. Робин отложила полировочную ткань, сняла с лица маску и улыбнулась; у Бланш дрогнули веки.

– Принц приносит кофеин. И как раз вовремя: откуда ты узнал, что я хочу кофе?

– Догадался.

Когда мы поцеловались и Робин взяла у меня из рук кружку с кофе, до нас как раз доковыляла Бланш. Робин вынула из банки на полке палочку вяленой говядины и присела так, чтобы быть на одном уровне с собакой. Бланш одними губами взяла палочку и держала, пока Робин не сказала:

– Пора перекусить.

Тогда Бланш проковыляла в угол, опустилась там на пол и деликатно, но с вожделением, зачавкала своим лакомством.

Я почувствовал нежное, но настойчивое прикосновение. Палец Робин пробрался мне под воротник.

– Что случилось?

Бессмысленно спрашивать, откуда она каждый раз знает, что что-то не так, – просто знает, и всё тут. Я рассказал ей все.

Она отреагировала так:

– До чего же вздорная, мстительная тетка. По всей видимости, ты правильно поступил, что не дал ей завладеть ребенком.

– Всякий на моем месте догадался бы.

– Но сделал именно ты.

Мы подошли к кушетке у стены и сели, соприкасаясь задами.

– То есть, – продолжала Робин, – ты считаешь, что она и вправду может что-нибудь натворить?

– Вряд ли, – ответил я. – Просто подумал: лучше тебе быть в курсе.

– Спасибо. И каков наш план? Забьем досками окна и часть дверей и объявим красный уровень опасности?

– Ну, может быть, оранжевый…

Она сжала мою руку.

– Ладно, давай серьезно. Значит, по-твоему, с ее стороны это была просто поза?

– Она – самовлюбленная, асоциальная личность, но ничто в ее прошлом не указывает на то, что она способна дойти до открытого насилия.

– Ты скажешь об этом Майло?