Из сумки Вилланель слышен сигнал телефона. Однословная эсэмэска: СВЯЗЬ.

– Мне нужно бежать. Работа.

– Ну пожалуйста, Виви, ты невыносима. Ты даже не выпила кофе.

– Обойдусь.

– Ты такая скучная.

– Знаю. Прости.

Через два часа Вилланель сидит в кабинете, в своей квартире у Порт-де-Пасси. За зеркальным окном – холодное стальное небо.

В сообщении – пара строчек текста о лыжном катании в Валь-д’Изере, а во вложении – полдюжины фотографий оттуда. Вилланель извлекает пароль и получает доступ к данным, вшитым в изображения. Это лицо, снятое под разными углами. Лицо, которое остается в ее памяти вместе с сопровождающим текстом. Новая цель.

Темз-хаус, штаб-квартира британской службы МИ-5, находится в Вестминстере на Миллбанке. В самом северном офисе на третьем этаже Ева Поластри смотрит сверху на Ламбетский мост и на сморщенную от ветра поверхность реки. Сейчас четыре часа, и она только что со смешанными чувствами узнала, что не беременна.

У соседнего компьютера ее заместитель Саймон Мортимер ставит чашку на блюдце.

– Список на следующую неделю, – говорит он. – Ну что, просмотрим?

Ева снимает очки для чтения и протирает глаза. «Мудрые глаза», как говорит ее муж Нико, хотя ей всего двадцать девять, а он на десять лет старше. Они с Саймоном работают вместе чуть больше двух месяцев. Их отдел П-3 – подразделение Объединенной аналитической группы, задача которого – оценивать угрозу лицам «повышенного риска», посещающим Соединенное Королевство, и в случае необходимости запрашивать у столичной полиции специализированную поддержку.

Во многих отношениях это неблагодарное занятие, поскольку полицейские ресурсы небезграничны, а специализированная поддержка – дело недешевое. Но при этом, если оценка окажется ошибочной, последствия будут катастрофическими. Как сказал ей однажды бывший начальник отдела Билл Трегарон еще до того, как его карьера покатилась под откос: «Если ты думаешь, что живой экстремист-проповедник – это геморрой, подожди, пока столкнешься с мертвым».

– Ну давай, – отвечает Ева Саймону.

– Пакистанская писательница Назрин Джилани. Выступает в следующий четверг в Оксфордском союзе. Ей несколько раз угрожали расправой.

– Это серьезно?

– Вполне. В Управлении спецопераций согласились выделить для нее людей.

– Давай дальше.

– Реза Мокри, иранский ядерный физик. Тут снова – полная защита.

– Хорошо.

– Теперь этот русский, Кедрин. А вот здесь я не уверен.

– В чем ты не уверен?

– Насколько серьезно мы должны к нему отнестись. В смысле, мы не можем просить полицию нянчиться с каждым полоумным политиком-теоретиком, который появляется в Хитроу.

Ева кивает. Ее лицо без макияжа и спутанные волосы, собранные на макушке в нечто бесформенное, создают впечатление о ней как о человеке, которого мало заботит чужое мнение о ее миловидности. С первого взгляда можно решить, что она занимается наукой или работает в элитном книжном магазине. Но что-то в ее внешности – спокойствие, жесткий взгляд – рассказывает совсем иную историю. Коллеги знают Еву Поластри как охотника, как женщину, которая легко не отступит.

– Кто запросил защиту для Кедрина? – спрашивает она.

– «Евразия ЮК», группа, которая организует его визит. Я навел справки, это…

– Я знаю, что это.

– Тогда ты понимаешь, о чем я. Они скорее чокнутые, чем опасные. Вся эта фигня о мистической связи между Европой и Россией, об объединении против экспансии коррумпированных Штатов…

– Знаю. Это дикость. Но дефицита поддержки они не испытывают. В том числе в Кремле.

– И Виктор Кедрин – их лицо.