— Я не знаю, — вдруг сказала младшая девочка, и парень наконец отпустил меня, сделал шаг в сторону и присел на корточки, протянув к ней руки.

— Иди сюда, Марибель… — пригласил он, и малышка — ей не больше десяти лет, и у нее на шее ошейник, но нет, слава всем богам, жутких шрамов! — не стала упрямиться. — Иди сюда. Мы бежим в Астри. Там, в Астри, нас никто не преследует. Никогда. Там мы все будем свободными. Поняла?

Он взял ладошки девочки в свои, а у меня защемило сердце. Мне показалось, что маленькая Марибель все прекрасно понимает и помнит, но отчего-то ей важно слышать эти слова снова и снова. Может быть, они ей дарят призрачную надежду.

Она знает, что они никогда не окажутся в Астри?..

— Если вдруг, — продолжал парень, не сводя с Марибель взгляда, — что-то случится со мной, с Лили или с Жано, ты должна добраться до Астри. Должна. Обещаешь? — И он повернулся ко мне, сверкнув глазами — куда делась нежность, с которой он только что говорил: — Ты… принеси нам что-нибудь, чтобы снять ошейник.

Я не придумала ничего лучше — или даже не потрудилась подумать.

— У вас же есть нож?

Парень — Эрме? — ухмыльнулся.

— Он не поможет. Нужно что-то более крепкое. Хотя бы… — он помрачнел. — Хотя бы снять ошейник с моей сестры. Потому что наши уже не снять, Лили! — он крикнул, хотя и прозвучало негромко, на старшую девочку, попытавшуюся возразить. — У нее больше шансов добраться до Астри!

— Больше шансов, — хохотнул Жано с нотками истерики. — Как ты наивен, Эрме. Будь честен с самим собой, шансов нет ни у кого из нас.

— Мы уже сбежали от господина Занотти, — горячо заговорил Эрме, но я перебила его:

— Я посмотрю?

От того, что будет дальше, зависит многое. Эрме окидывал меня мрачным взглядом — свеча отбрасывала тени на его лицо, и выглядел он угрожающе. Совсем молоденький паренек, если вспомнить, сколько мне лет, годится мне, в общем, во внуки, но… а сколько мне все-таки лет? Все четверо обращались со мной как девчонкой. С меня стерли лет сорок, словно салфеткой?

Не бояться, не показывать страх. Эрме неохотно кивнул.

— Я осторожно, — пообещала я, приседая перед маленькой Марибель. Я была — стала? — ниже ростом, непривычно. — Не бойся.

Видимо, ошейник на нее надели не так и давно, он был ей велик, болтался на шее, не натирал, не причинял неудобств и боли. Я подумала, что, возможно, рабам меняют ошейники, но лишь когда несчастные начинают задыхаться… Нет, разрезать его не получится. Ошейник кожаный, но — я подцепила ногтем край — между двумя слоями кожи металл, и даже если удастся чудом срезать кожаную часть, металл останется.

Я опустила руки и покачала головой.

— Знаешь, что тебе будет за то, что ты помогаешь нам? — спросил Жано. Я опять покачала головой. — Тебя выволокут на площадь и будут прилюдно пороть. Обычно порют до смерти. В Комстейне нет рабов, но между нашими королями договоренность. Тебя могут наказать.

— Пусть накажут.

Мне стало все равно. Что у меня осталось? Ничего. Я не знаю, кто я, как меня зовут, и все говорит мне, что я не рабыня, но… бесправная нищенка, и вряд ли мне самой есть где жить и что есть. Я опустила взгляд на свою юбку: грубая, обмотанная вокруг моей талии дважды, чужая, поношенная; рубаха не по размеру давно почернела, ноги… а, про мои ноги не стоит и упоминать.

Засекут до смерти, но я не в том месте, где можно о чем-то сожалеть.

— Иди, — разрешил Эрме, не глядя на меня. — Мы скоро уйдем отсюда. Как совсем стемнеет. Иди и никому не говори, что нас видела.

Я открыла и тут же закрыла рот. Я могла бы сказать, что приведу помощь, принесу немного еды, но что толку от пустых обещаний, когда мне ничего не известно? Отпускают, дают мне шанс, глупо им не воспользоваться… наверное.