— Да такая же пузатая ходила, а Фелис уже пятый год идет… Они меня ищут, наверное, — вздохнула Соланж. — Рене опять меня побьет. Чего доброго, решит, что и этот ребенок нагулянный.

— Вот и выходи замуж, Этьена, особенно за чудовище! Одними побоями не отделаешься! — веселилась Габи, но особой радости в ее голосе я не слышала.

Астри, Астри… В Астри собирались бежать рабы. Если попробовать построить логическую цепочку: они подгадали время побега, они знали, что ловят девиц, чтобы отправить их в Астри — раб в Астри станет свободным, а девушек там съедят. Съест чудовище — впрочем, это как раз бабьи сказки, а еще принцесса, при чем тут принцесса, почему на нее кто-то должен быть похож?

Самое очевидное: отправить должны принцессу, но принцесс на всех чудовищ не напасешься, и поедет похожая бесправная девка с улицы, ее не жалко, если что. Если — что? Если ее съедят. Я закатила глаза под сомкнутыми веками. Годится для детской книжки. Достроим версию: рабы ждут, пока в Астри отправится караван, посольство, что угодно. С охраняемым караваном шансов добраться до цели больше, но, конечно же, не рабу.

Глупо. С моей точки зрения, кто знает, что там на самом деле.

Дверь открылась. Я приоткрыла глаз — я не видела дверной проем, но могла понаблюдать за реакцией женщин.

— Ты и ты! — гаркнула вчерашняя благочестивая мать. — Вон отсюда! А ты — собирайся, и девку подними. Она вообще живая?

На меня что-то свалилось, к счастью, не тяжелое, какие-то тряпки, и я сочла нужным дернуться.

— Что стоишь, кому ты нужна со своим брюхом? Проваливай, и ты, бесстыжая, тоже вон! А вы собирайтесь!

Благочестивая мать с таким грохотом захлопнула дверь, что притворяться спящей я уже не могла, к тому же благодетельная монашка продолжала драть глотку в комнатах по соседству.

Я приподнялась, Габи присела рядом со мной и обняла за плечи.

— Не бойся, Эдме. Я подожду тебя за стенами монастыря, — пообещала она. — Пойдем домой, госпожа Трише нас накормит. Вон ты какая стала чистенькая, — улыбнулась Габи. Я кивнула: дурочка, я дурочка. Нет, кто бы мог подумать, что идиотская максима «дурой жить легче» в кои-то веки окажется самой работающей?

— Долго вас ждать? — завопила благочестивая мать на весь коридор, и Габи поднялась. Соланж тоже, они вышли, прикрыв дверь, и мы остались втроем: я, Изабо и Этьена.

Я села на лавке. Этьена подскочила ко мне, схватила тряпки — похоже, одежда, и неплохая, угрожающе сунула мне под нос сжатый кулак. Иди к чертовой матери, дура, последнее, что я намерена делать, это воевать с тобой за тряпье. Но я недооценила Изабо: она молча подошла, выдернула у Этьены часть вещей, а как только та попыталась огрызнуться, схватила ее за волосы, сильно дернула вниз, вверх и отшвырнула визжавшую Этьену в угол комнатушки.

Кажется, меня еще мало били — в самом прямом и положительном смысле, и Габи права, надо выбираться отсюда и бежать под крылышко госпожи Трише. При всех ее отталкивающих манерах и привычке унижать каждого, кто не успел напиться до полусмерти, я там прожила девять лет, уцелела и не сдохла ни от голода, ни от побоев. «От добра добра не ищут» — еще одна дурная максима, но это на взгляд человека эпохи сытого гуманизма.

Драки не случилось — не в последнюю очередь, видимо, потому, что монашки бы не церемонились. Битая уличная девка и баба все равно сгодятся для цели, ради которой нас сюда приволокли.

— А ты что? — окрысилась на меня Этьена. — Сидишь сиднем, дурная! Так и будешь в тряпье?

— Это хорошее платье, — прохныкала я, попытавшись пустить слезу, но не вышло. Главное не переиграть. — Не отдам.