Поведение Марго показывало волнение. В минуты переживаний она предпочитала занимать руки: мыла посуду, вытирала невидимую пыль, перекладывала туда-сюда вещи.

«Интересное начало…» Анна перебрала незамысловатый гардероб и выудила темно-синее платье простого фасона. На шею повязала бежевый шелковый платок. Руки еще ныли. Однако, сняв повязку, девушка увидела, что выглядят они уже гораздо приличнее. Опухшие вчера костяшки пальцев не отличались от обычного вида рук. Мазь помогла. Удивительно было и то, что сама Марго не имела никаких следов вчерашнего побоища – ни царапины, ни синяка, ни ссадины.

Надевая бежевые туфельки на низком каблуке, Анна заметила, как старушка сунула в сумку жемчужные четки.

– Готова? Теперь поворачивай за угол!

Восхищению Анны не было предела:

– Господи, как красиво!

Довольная старушка повела ее по улице.

– Читай таблички на домах!

– Rue Pierre Le Grand… Как улица Петра Великого?!

– Да, девочка. Мы в знаменитом Русском квартале. Пойдем.

Женщины шли по тесной, плотно уставленной машинами улице. Часть домов были типично парижскими: с ажурными балкончиками и одинаковыми ставнями. Иные напоминали Петроградскую сторону: величественно-простые, светлого камня. Анна невольно вдохнула аромат родного Питера и улыбнулась. Старушка поглядывала на нее с понимающей полуулыбкой. Подбадривал щекочущий аромат утреннего кофе из распахнутых дверей бистро. Взглядом их проводил вихрастый официант у открытой красной двери какого-то кафе.

Марго подвела ошарашенную Анну к изящному храму из типичного парижского камня. Маковки украшали золотые православные кресты. Величественный вход предваряли арочные своды и ступени паперти.

– Но это же не собор Петра и Павла, да? – полушепотом спросила девушка, повязывая на голове платок.

– Ну что ты… Будущие прихожане копнули гораздо дальше. Это собор Александра Невского.

Перекрестившись, женщины вошли в полутемный дымно-ладанный притвор…

– А теперь, – торжественно сказала Марго, когда они вышли на залитую солнцем улицу, – перейдем вон туда.

Она указала рукой на угол дома слева от собора. Девушка изумленно прочитала красные русские буквы: «Петроград», – и заинтригованно последовала за уверенно шагавшей ко входу в ресторан родственницей. Заведение было облицовано подобием бревенчатых стен и снаружи напоминало этакую избу с огромной витриной. Внутри их поклоном встретил высокий официант в длинном переднике и с почтением ждал, пока Марго не выбрала столик в углу, откуда открывался вид на весь зал.

– Ого! Ресторан a la russe! – осмотрелась Анна.

Старушка кивнула.

– Мне хотелось, чтобы ты сравнила дух настоящей России – ты-то все о ней знаешь – с тем, как о ней мыслят русские французы.

Анна вежливо улыбнулась.

Духа настоящей России она там не ощутила. Пожалуй, даже было неловко сидеть за покрытым красной скатертью столом с салфетками, расписанными под хохлому. На стенах она увидела коллекции деревянной и фарфоровой посуды, портреты Пушкина, русские пейзажи. Но собрать все русское в одном месте – это не воссоздать дух…

Марго молчала и наблюдала за Анной. Затем, наклонившись к ней, сказала:

– За этими столами сидели русские офицеры и генералы, купцы и промышленники, губернаторы и сенаторы. Не куксись. Жостовская роспись, гжель, хохлома – это знакомство с русской культурой.

– Разве настоящая культура – это вот посуда и узоры? Это память о прошлом.

Анна откинулась на удобном красном стуле, напомнившем бабушкин гарнитур – мягкий, с бархатными сиденьями, выгнутой перекладиной, которая ласково принимала уставшего человека, с лакированными деревянными шариками, венчающими задние ножки.