Новенькая «девятка» лихо припарковалась почти к самому турникету проходной. Из нее вывалилась пара бритых самцов, как две капли воды похожих друг на друга. «Близнецов они, что ли, набирают в охранники, – отметил Турецкий, по привычке вглядываясь в лица. – Таких однояйцевых вряд ли с одного раза запомнишь». Следом за своими ребятами из машины выкарабкался и хозяин – вальяжный, солидный мужчина в непривычном для этих мест кашемировом тонком пальто, крупных очках и очень привычной для Сибири, но совершенно неуместной в данном гардеробе ондатровой шапке. Он долго здоровался с кем-то, жал руки, приветствовал.

– Все понимаю, – без лишних слов обратился Лебедев к аудитории. – Все, дорогие наши господа-товарищи, понимаю! Но вы же видите, ничего в данный момент сделать не могу. На заводе несчастье. Последние два месяца мы работали на перспективу, но нелепый случай в один миг сжег наши денежки. Да что там денежки… – Директор махнул кулаком, в котором была зажата шапка, и замолчал, словно сдерживая слезы.

– Ты давай погибшими не прикрывайся! – жестоко припер оратора кто-то из толпы.

Тут Лебедев взвился во всю свою «птичью» мощь:

– Как вам не стыдно! Ну-ка выходи сюда, кто такой смелый?!

Паузу директор держал, как большой актер. Никто, однако, на трибуну не вышел. В толпе бастующих чувствовались разброд и шатания, в то время как Лебедев «взлетал» все выше и выше. «Умеет владеть массами», – не без иронии заметил Турецкий, наблюдая за нехитрыми психологическими манипуляциями директора. «Народ-то и впрямь вполне смахивает на стадо баранов. Даже толком объяснить, чего хотят, не могут». Между тем директор распалялся:

– Чего я хочу? Достатка? Он у меня есть. Власти? У меня ее побольше, чем у некоторых столичных руководителей. А потому единственное мое желание на сегодняшний день – доброе имя и процветание завода. Да разве вы не знаете? Разве нужно мне вам рассказывать? Разве не вместе мы вот уже многие годы держим завод, спасаем его. Силыч, – обратился Лебедев к мужичку в пыжиковой шапке, – чего ты молчишь? Мы с тобой вместе на завод пришли, пацанами, после войны, когда батьки на фронте погибли. Разве не так?

– Ну, – мужичок поскреб пятерней затылок.

– Что – ну? А теперь мы вроде по разные стороны баррикад? Так?

– Ну так. – Силыч на всякий случай нахлобучил поглубже пыжиковую шапку и тихонько отступил подальше в толпу. – Что я? Силычу вечно за всех отдуваться.

– Я вам скажу, господа-товарищи, так, – Лебедев пошел в последний решающий бой. – Никаких баррикад нет, никакого разделения между нами нет. Все это происки врагов. У нас сегодня с вами беда общая и задача общая. Вы же прекрасно знали – продадим самолеты, будет у нас кусок хлеба – и у вас, и у меня, заметьте. Контракт мы заключили выгодный, денежный. Ну кто же знал, что случится такая страшная история. Как говорится, человек полагает, а Бог располагает. Тем более в такие трагические минуты мы просто обязаны держаться вместе, помочь друг другу, понять. Мне сегодня не легче, чем вам. Поверьте. – Директор решительно ударил смятой шапкой о ладонь, словно давая понять, что разговор закончен. В этот момент в кармане пальто у оратора мелодично затренькал сотовый телефон. Этот звонок заставил директора недовольно поморщиться. Впечатление от народного радетеля оказалось несколько смазано.

– Пра-ильно говорит. Чего народ сдернули с работы? – завизжал бабий высокий голос.

«А ведь увидишь эту особу, удивишься – отчего Создатель вложил в такое мощное тело столь жидкий голосок», – Турецкий внимательно вглядывался в толпу.

– Работа – не волк… – потешался высокий парень, обнимая чернявую девицу в фиолетовом пуховике. – А вот ты, Людка, точно, хищник – из меня настоящего зайца сделала. – Девица громко хохотала.