– Да иди ты, – и женщина резко захлопнула дверь.

«Надо бы сюда зайти потом, после, – подумал Сабашов, – но сейчас я должен прийти в себя».

Он вышел на улицу и опустился на лавочку около подъезда. «Две минуты – и вперед», – дал он себе установку.

…Ему снилось, что они летят в безоблачном небе, в котором ничего не предвещало тревоги. Турецкий снял шлемофон и пристально всматривался сквозь лобовое стекло. Сабашов покосился на радиста – Мишу – и спросил:

– Какой у нас самолет?

– «Су-37», – ответил Миша и укоризненно покачал головой.

Турецкий надел шлемофон и откинулся назад.

– Они появились. Приготовиться к атаке, – скомандовал Турецкий.

Сабашов плюнул на гашетку и бережно протер ее манжетой летной куртки.

– Атакуем сверху, – уточнил Турецкий, и «Су-37» резко пошел вверх.

Сабашов прильнул к окуляру и поймал в прицельную сетку вражеский бомбардировщик.

– Давай, Сабашов, я в тебя верю, – улыбнулся ему Турецкий.

И Сабашов хотел было оправдать доверие Турецкого. Но тут его толкнули в плечо, и он проснулся. Открыв глаза, он увидел перед собой Александра Борисовича.

– Как дела? – иронично спросил Турецкий.

– Вот на минутку присел здесь – проанализировать и подвести итоги… Могу доложить о предварительных результатах, – он суетливо полез за блокнотиком.

– Потом, – остановил его Турецкий. – Продолжайте выявление очевидцев и допрос свидетелей.

Турецкий скрылся за углом дома. «Как это я заснул? – сокрушался про себя Сабашов. – Интересно, заметил он что-нибудь или нет? Да, наверное, нет, я ведь только глаза прикрыл».

У подъезда неловко топтался участковый.

– Тут я уже всех оповестил, что вы их будете опрашивать, – почтительно улыбнулся он Турецкому. – Но только на втором этаже один типчик у нас проживает. Зайдулин Николай Юрьевич. Я вас к нему хотел проводить, а то он без меня дверь не откроет. Давайте сразу к нему? – вопросительно взглянул он на Турецкого.

– Не возражаю, – согласился Александр.

– Вы его там встряхните как следует! За ним много грехов водится, – поспешно говорил участковый, поднимаясь по лестнице чуть впереди Турецкого. – В банке работает, – участковый презрительно усмехнулся. – Новогорский новый русский.

Возможно, за Зайдулиным и водятся грехи, подумал Турецкий, но то, что в оценке участкового угадывалась зависть и личная неприязнь, – факт. Турецкий снисходительно улыбнулся: в наших людях эта черта еще не скоро искоренится, когда при виде благополучия другого человека хочется не то чтобы у тебя было лучше, а чтобы хуже было у него.

Турецкий с интересом оглядел резную входную дверь с барельефом по периметру, в котором отчетливо угадывались фигурки обнаженных женщин. Двери, как выяснилось чуть позже, оказались двойными. Турецкий всегда посмеивался над этой мерой предосторожности, которая для людей, тщательно заботящихся о собственной безопасности, порой оборачивалась настоящей трагедией. Ведь «домушники» или другие желающие попасть в такую квартиру без согласия хозяина делали обычно так: открывали своими отмычками первую дверь и, оставив ее прикрытой, звонили хозяину. Для того чтобы посмотреть в глазок первой двери, тот вынужден был отпирать внутреннюю. Только этого и дожидались незваные гости.

Пока Турецкий размышлял на эту тему, произошло сразу несколько небольших, но довольно интересных событий. Участковый позвонил в резную дверь, которую быстро и нервно стали открывать – замков оказалось четыре. Участковый в это время успел крикнуть Зайдулину, что его желает опросить следователь из Москвы. И тут же из квартиры показался молодой человек лет тридцати, который без слов схватил участкового за шиворот и попытался спустить с лестницы. И только вмешательство Турецкого помешало ему.