Потом из церкви все повалили во двор, к кирпичному старому дому. Здесь на лавках и у забора, под вишнями, народа уже тьма. Ждут таинства эпитимии.

Из России, Белоруссии, всех уголков Украины и даже дальнего Зарубежья. Пьяницы, куряги, наркоманы с женами, матерями. Автопарк из дорогих машин.

Когда отец Александр, направляется к дому, народ дружно выстраивается в широкую и длинную очередь, которую сдерживают перегородки, как на Красной площади к Мавзолею.

Раздается из матюгальника усталый голос батюшки. Скороговоркой, заученно отец Александр объясняет, что он не кодирует. Он не гипнотизер, не целитель. Он лишь посредник между нами и Богом. Он накладывает эпитимию. И что с Богом шутить опасно. Уж коли дал слово не пить месяц, год или всю жизнь, то нарушать нельзя. Обязался не курить, не бери сигарету в руки! И так далее. Иначе будет несчастье с давшим слово или с его ближними.

И отец Александр начинает перечислять случаи личных катастроф тех, кто нарушил запрет. То сам позвоночник сломал, то жена ногу вывихнула, то тестя молнией убило, то теща вдруг померла.

Народ слушает внимательно, с серьезными лицами. Пугливо переглядывается.

Запугав прихожан, батюшка перечисляет и недуги, от которых он избавляет:

Сахарный диабет, бесплодие, онкология, экземы, и разные скверны. И приводит потрясающий пример такого исцеления.

«Одну женщину во время моей молитвы так трясло, такая гадость начала из нее вываливаться – черви, крысы, мыши, всякое воронье….Потом ее муж мне 100 долларов дал…. На строительство храма».

Я оглядываюсь на людей. Все молча и почтительно внимают.

– Да, не рассказывайте мне о всех ваших болезнях. Зачем мне это? Я же не Бог! – раздражается уставший батюшка. Бог сам все видит!

Говорите просто «болезный»…

Я так устаю. Вчера 4 тысячи человек принял.

И не бросайте порванные купюры, потом морока с ними! – напутствует напоследок батюшка.

Народ стройной очередью, по одному, заходит в горницу дома, увешанную простенькими иконами и библейскими репродукциями. Тянется к креслу, на котором восседает отец Александр. На каждого страждущего по три секунды. Целуют ручку батюшке и с удовлетворенным видом выходят вон, мимо огромного ящика для сбора денег на храм.

На кушетке лежит с большим черным крестом на пузе молодуха. Лицо отрешенное.

– Это от тяжких грехов, комментирует Ирка.

Подходит моя очередь.

– Что мне говорить, шепчу я Ирке.

Ирка недоуменно вскидывает на меня глаза.

– Я же не пью, не курю, не болею ничем, – поясняю я.

– Тогда проси денег.

Я стопорю перед батюшкой, не в силах сказать слово.

Он смотрит на меня испытующе. Глаза умные. Узнает.

– Ну, что? Опять не готова?

– Денег хочу, – еле слышно шепчу я.

– Чего? – вопрошает отец Александр.

– Денег надо, – нахально хриплю я изменившимся голосом.

– Благословляю на копейку.

Иди с Богом, дочь моя! Батюшка крестит меня и подставляет сложенные руки для целования. Руки красивые, ухоженные, белые.

Я носом прикасаюсь к теплой коже батюшкиных рук и ухожу.

– «Болезная я», слышу за спиной жалобный голос Ирки. Тот крестит ее и отпускает с миром.

– Благословите на квартиру, – просит Леся и целует священнику ручку. Потом ложится на свободную кушетку, кладя на живот церковный крест. Батюшка встает с кресла, подходит к Лесе и …садится задницей ей на живот. Таинство обряда завершено.

Во дворе толпится куча народа, еще не прошедшего процедуру духовного запрета.

На лавочке у церкви сидят двое помощников, с уголовными рожами, курят. Цинично поглядывают на прихожан.

Оставив по 20 гривен на храм, мы садимся в Иркину Хонду и уезжаем из Катюжанки.

Подружки без устали щебечут, делясь впечатлениями, глаза восторженно горят.