– Ай, а Вы, как относитесь к смотринам? Мне, например, они нравятся. На следующей неделе, кстати, мои. Надеюсь, не сорвете их, как в этот раз? Это ведь Вы сделали? – наблюдая, за реакцией девушки, спросил мужчина.

– Нет, конечно! – возмутилась она, – Нужно выходить по любви и самой решать за кого! А не слепо следовать традициям! – В голосе слышалось раздражение, глаза злобно заблестели.

Ай покраснела, встала со стула, сделала пару шагов и упала на пол. Мужчина подбежал к ней, сбрызнул водой из графина. Капли воды стекали по белой коже, тело девушки покрылось мурашками. Акихиро сидел рядом в растерянности. Заметно волнуясь и, стараясь, совладать собой, расстегнул верхние пуговицы на рубашке. Кончиками пальцев коснулся губ, погладил лицо, провел по шее, спустился чуть ниже и остановился. Прикусывая губу, слегка постучал по щекам, девушка очнулась.

– С Вами всё в порядке? Может, врача позвать?

– Нет, не нужно. Это я! Тогда были назначены мои смотрины. А я не хочу так! «Большие перспективы», «будущее», «идеально», подходим», меня тошнит от этого! А сумку я уже вернула, всё объяснила! И обувь разворачивала тоже я! Это мой протест! – Ай встала, отряхнула юбку и направилась в сторону двери.

– Я всё знал, посмотрел запись с камеры видеонаблюдения. Моё имя «Акихиро», что значит, умный и я чту традиции, но пора их нарушить. А ты «Ай» – любовь. Придёшь на смотрины? – вслед выкрикнул мужчина.

Ай обернулась, левая бровь приподнялась, она вышла из комнаты.

ЕСТЬ ТОЛЬКО МИГ…

«Осторожно, не урони! Этот стакан стоит целое состояние. Почему бы тебе не продать его?» Старый мужчина темного цвета кожи лишь слегка усмехнулся, аккуратно поставил стакан на полку, медленно сел в скрипучее кресло-качалку и закрыл глаза.

«Хватит пялиться на нее, Сэм. У тебя нет никаких шансов, она звезда, а ты грязный негр. Тебя случайно допустили сегодня на съемочную площадку только потому, что Майк не пришел. Ты никто, Сэм. Никто. Полное ничтожество. Мальчик на побегушках. Можешь только подносить кофе помощникам режиссера. Она не удостоит тебя даже взглядом. Прекрасная Вивьен. Довольно, Сэм, ты не имеешь право влюбляться в нее.»

Съемки фильма продолжались уже пять часов. Вокруг царила суета, режиссер в очередной раз объяснял какая эмоция нужна в эпизоде. Гримеры старались подступиться к ней хоть немного, отталкивая каких-то мужчин с листами сценария. Павильон киностудии в его вечном движении напоминал муравейник. На съемочной площадке никогда не было пусто. Уходили актеры, приходили рабочие, уборщики, сменялись декорации, лица. Одно оставалось неизменным – каждый человек, живший в Лос Анжелесе в то время, мечтал хотя бы раз побывать там, чтобы одним глазком посмотреть на сотворение мира кино.

– Вивьен, соберись! Мы не можем снять сцену на пару минут уже двенадцать дублей. Дай мне глубину, силу. Покажи злость, ненависть, отчаяние. Чтобы зритель плакал, видя тебя на экране. Нас ждёт успех. Только соберись, прошу тебя.

– Послушай, Виктор, я устала. Может довольно на сегодня? Давай сделаем перерыв? Мне абсолютно не нравится это ужасное грязное платье, оно давит мне грудь. Что тебя ещё не устраивает в сцене? Какие ещё эмоции тебе нужны? И эти волосы. Почему я должна выглядеть именно так? Да, конечно, я знаю. Как ещё может выглядеть голодная Скарлетт О'Хара? Именно это ты и скажешь. Как я скучаю по Ларри. Ах, послушай, прости меня, я никак не привыкну к Голливуду. Я сейчас соберусь, дай мне пять минут. Эй, ты, принеси мне воды.