Луис допил кофе, убрал стаканчик на стол, замер в ожидании ответа. Трэйси слегка покраснела. Она знала, чувствовала, сейчас случилось важное, то, что изменит её жизнь. Трэйси не верила в любовь с первого взгляда. Но то, что произошло сейчас, ею и не было. Она знала Луиса год. Чувствовала, слышала. Любила.

– Со мной было то же самое. Мы оба странные, сеньор, – ответила Трэйси и засмеялась. На лице вспыхнули ямочки.

– А не потанцевать ли нам, сеньорита? Я приглашаю Вас.

– О, сеньор, сочту за честь.

Луис насвистывал ритмичные бразильские мелодии, они танцевали. Стеснение, страх, сомнения, всё исчезло.

ТЫ ПРАВ, Я ТРУС!

Раздался треск. Обломки стула разлетелись по комнате. Пламя свечей, расставленных по периметру, колыхнулось и замерцало. На полу, поджав колени, сидел мужчина. Он теребил в руках смятый клочок бумаги с записью: " Двадцать пятого числа в двадцать три часа. Место встречи ул. Кирочная. Не вздумайте бежать. Поверьте, сударь, мы найдём Вас. Наши люди по всему Петербургу».

– По всему Петербургу, – вторил голос. – Любопытно, почему они решили, что сбежишь? Не потому ли, что ты испугался, когда в первый раз выдали оружие?

– Прекрати, прекрати немедленно! Не хочу, не хочу слушать тебя! Не трус! Слышишь?! Не трус! – кричал мужчина, закрывая уши.

– Тогда почему сбежал в назначенный час, когда увидел хозяина фабрики?

– Я…Я не хотел его убивать! Он хороший! Ваньку моего на работу взял, жалованье выдал и мы с долгами расплатились.

– А они в тебя верили. Многие были бы счастливы оказаться на твоём месте. А ты капиталиста пожалел! Шкурник! Единоличник! – кричал голос.

Мужчина закрыл уши и раскачивался из стороны в стороны, сидя на полу. По комнате разносился запах воска и догорающих свечей. На окнах слегка колыхались занавески.

– Из-за тебя, предатель, сотни работников, на ткацкой фабрике, умирают за станком от бессилия! А дети? Ты о них думал? Бедные, голодные, тощие существа, в которых еле душонка теплится! Это ты, ты виноват в их смерти! – шептал голос, растягивая слова и звуки.

– Нет, нет, нет! – говорил мужчина, переходя на крик. – Неееет! Это не я! Я не убийца! – он резко встал, смахнул рукой со стола бумаги. В стену полетели книги, чернильница, графин с водой и стакан. Осколки разбежались по комнате, пол залила вода.

– Слышишь, они зовут тебя? – не унимался голос.

Мужчина остановился. В голове раздавались детские голоса. Словно картинки, проносились лица детей, которых он встречал на улице, во время прогулки.

– Убийца, убийца! – шептал голос. Мужчина перевел взгляд на разлитую лужу.

– Кровь? Откуда она здесь, – взбираясь на стол шептал он. Руки его дрожали, тело тряслось.

– Ты можешь остановить её. Сделай то, что обещал. Из-за таких, как ты, – закричал голос, – простой народ в России загибается! Поборы, налоги, казни, нищета, цензура! Нет свободы, все шепчутся по углам и устраивают тайные собрания. А царь-батюшка контроль усиливает, железные дороги строит, кино показывает! Говорят, говорят, обсуждают. А народ спину гнет! Господа балы в салонах устраивают. 1896 год, а всё по-прежнему! За что декабристы погибли? За кого? За нас! А что же мы? Прячемся, ждём, выжидаем. Помоги, совершить правосудие? Владимир обещал, что не бросит! Матери с отцом поможешь! Они там, в деревне, сколько ещё страдать будут?

Мужчина перестал дрожать, руки сжались в кулак, дыхание стало тяжёлым.

– Да! Я готов, сделаю это! Освобожу, освобожу их! – стуча по столу твердо произнес он. Сердце забилось чаще, решение было принято.

Вдруг перед глазами всплыл образ матери, отца, родительский дом в деревне. Ранний подъём, кричат петухи, в доме прохладно. Мать уже накрыла на стол. Теплое парное молоко в крынке, сметанка, краюха хлеба. На скамейке узелок с обедом.