Он так бы и держался один в полутьме коридора, сгорбившись на деревянной лесенке с низким потолком для марионеток. Но всё-таки попытался чуть продвинуться вперед и еще сильней согнулся. Зато удалось приложить ухо к двери, послужившей наушником, и напряженно вслушаться.

Долетал звук неровный, не в меру колеблющийся. Низкие ноты постоянно срывались, было понятно, что музыкант не дотягивает длинную ноту и рассыпает звучание. Выдох обрывался придавленным визгом, а он берет и берет инструмент в зубы и продолжает играть, уже в другой октаве, повыше, в надежде исправить положение, но и там звук долго не тянется, нота срывается в более высоком тембре. Слышно, как воздух колеблет звуковой невроз, кто-то одиноко закипает от неудач. Если бы еще кто там находился рядом, то исполнитель вел бы себя сдержанней, спокойней, а теперь просто распыляет себя по пустяшным своим оплошностям!

Прошел уже десяток минут, а Антон всё так же стоял и слушал, слушал, слушал, пытаясь мысленно подсказать и исправить звук…

– Эй, – вдруг неожиданно полушепотом донеслось из-за спины, в него вонзился молниеносный вопрос. – Кто там, кто это?

От неожиданности и страха он резко обернулся:

– Ой…

– Ай, больно!

Столкнулись нос к носу. Она вздрогнула, всмотревшись в визави тем неподготовленным взглядом, какой вылетает в редкие минуты откровения наедине с собой.

Но они тут же отстранились, отпрянули друг от друга, каждый быстро нащупав свое личное защитное поле.

У Антона влетело в извилины: я где-то уже видел это лицо, эти глаза… Глаза очень знакомы…. Откуда они мне знакомы? Видимся первый раз в жизни, а кажется, будто только что вынырнули из прошлой забытой судьбы. «Такое бывает», – последние два слова он проговаривает вслух…

– Что, простите? – Она услышала фразу, вернее, прочитала по губам. – Я к вам на… пару репетиций. Буду участвовать в концерте.

«Запинаюсь? Я? Откуда такой неуверенный тон?»

– Новогодний? – она спрашивает с легкой улыбкой.

– Да… откуда узнала?.. – Черт, черт, черт, как всегда невпопад!

Смеется…

Очарование ее улыбки и желание удержать этот смех подбодрили его в этот миг. Рассказать бы всё-всё про себя и даже больше: что играет на кларнете; что приехал в их Дом культуры из Москвы на электричке; что только летом пришел из армии, а теперь ищет работу; что всё ему в этой встрече по нраву!

Тут он услышал шорох барабанных палочек. Знакомство прервали с десяток башмаков, россыпью стирающих по ступенькам пыль с подошв.

Антон стоял спиной к двери и первым увидел, как толпа музыкантов поднималась по детской лесенке. Бойко и весело на ходу они приветствовали девушку, и он успел пожалеть, что ему не хватило пяти минут закрепить знакомство, притопали так не вовремя. А она отвлеклась и больше его не слушала. Он неловко посторонился, вжался в перильца и пропустил всех, склонявших головы перед низкой дверью.

Наконец, пришел и его черед поклониться перед входом в зал. Первое, что хотелось рассмотреть, – инструмент, который звучал за дверью.

Гобоист – первое, что пришло на ум. Точно! Усердно занимается… На разложенном металлическом пульте стоит стеклянный пузырек, наполненный водой и тростями, он то и дело касается раструбом края пульта, и от покачиваний пузырек должен вот-вот упасть, разбиться; но этого не происходит, а на его колебания неприятно смотреть.

Антон отвел от него взгляд, нашел глазами свое рабочее место и поспешно к нему прошмыгнул как опоздавший школьник, положил пока что зачехленный инструмент на стульчик, рядом с которым стоял пульт, где уже ждала его папка первого кларнета.

Повесил куртку на крючок самодельной вешалки и уже смело стал осматривать репетиторий.