– Алло, Марина? – Антон замолчал, почувствовав ком в горле.

– Да. Кто вы? Представьтесь. Алло, вы будете говорить?

– Да, это я, Антон. – Он прокашлялся прямо в трубку.

– Простудился на открытом воздухе? Немудрено для новичка.

– Немного… Я что хочу сказать… Нашел запасной инструмент, вполне пригодный для занятий, я его из армии привез. Китайский пластик. Годится?

– Конечно! Когда найдешь свободное время? Я тебя встречу на станции.

– А можно, я тоже перейду на «ты»?

– Давай, попробуй! – Марина рассмеялась.

– Воскресенье в полдень. Добро?

– Добро! Буду ждать. Займем часа на два репетиторий. – И Марина повесила трубку.

До ближайшей встречи оставалось еще три дня, а Антон уже тщательно подготовился. Он просмотрел несколько сборников для кларнета, выбрал наиболее доступный начинающему, уложил вместе с инструментом. Вдруг он задумался о своей экипировке. Никуда не годно учителю явиться на урок в маскировочных штанах спецназа и застиранной майке, как привык после службы ходить по гостям Антон, подчеркивая свой армейский статус. Нужна была стильная рубашка, пусть без галстука. Галстук – это слишком. Рубашку выбирал с особым тщанием, наконец, в «Эгоисте» купил голубую вертикальную полоску, подчеркивавшую тренированный торс. Стрейч-джинсы сопровождал серый мягкий пуловер, в котором Антон вполне себе казался сошедшим с афиши. Отросшие волосы он решил не стричь, всё-таки романтический беспорядок сразу нравится женщинам, у них появляется вполне эротичное желание причесать и погладить мужчину по голове. Почему Антон был так уверен, что уроками игры на кларнете встречи с Мариной не закончатся? На самом деле он ничего о ней не знал, кроме имени и желания продолжить встречи. Действительно, кто она? Сколько ей лет? Была замужем? Судя по всему, ни с кем не встречается. Очень даже умело следит за собой: прическа, духи, аккуратный макияж, маникюр, легкая изящная одежда, девичья фигура, захватывающее в плен обаяние и, самое главное, – странное воздействие на Антона. Он чувствовал ее присутствие везде, прежде всего спиной. Ему было с кем сравнивать: в первый же день концерта к нему подлетела разбитная саксофонистка по имени Жанна, вцепилась ему в локоть и давай расспрашивать, кто он, откуда, женат ли, хочет ли жениться, и вообще, зачем явился в оркестр. Антон таких отважных дам боялся с консерваторской юности, как правило, они требовали отнять у него голову напрочь. Ну и всё остальное. Именно от нее он кинулся тогда со всех ног на электричку, не остался на праздничный ужин.

Наконец, первый урок состоялся по взаимному плану – в ближайший воскресный день. Потом Антон частенько вспоминал его до минут, просматривал как любимое кино, будто выучил наизусть, и его охватывало чувство благодарности. Кому? Судьбе и провиденью? Богу?

Марина, слушая его наставления, не могла сдержать улыбки.

– Ты чему улыбаешься? – говорил он ей как можно строже. – У нас с тобой урок, сосредоточься! Следи за дыханием и дуй длинные ноты!

Антон то и дело показывал ей, как надо правильно держать инструмент, рассказывал о новой аппликатуре, старался, чтобы звучало доходчиво и понятно, а ее взгляд был прикован к нему, блеск глаз превышал дозволенные ватты. Она часто дышала, словно ребенок, получивший игрушку, о которой тайно мечтал. При виде инструмента ее глаза загорались, но взгляд соскальзывал на Антона, нырял в его сердце, завладевал его пульсом. А он не мог разглядеть ее лица, будто дождик повесил между ними влажные шторы, но чувствовал, как она поглощала каждое его слово и каждое движение. Ему она казалась девочкой, которой дали подержать мечту ее жизни, и теперь она придумывает, как бы присвоить ее себе. Не было за плечами тридцати лет, не было травм и разочарований, не было холодного регламента взрослой жизни. Ей хотелось продлить каждый урок, живую гарантию ее детского счастья. Инструмент, попадая ей в руки, тоже будто начинал светиться, заряжаясь блеском завороженных глаз.