Хоуп отперла замок и распахнула входную дверь.

– Он не очень дружелюбен, но его независимость меня восхищает.

– Я люблю кошек. – Фейт заглянула внутрь дома. – Ты живешь одна?

– Сначала у меня были жильцы, но с тех пор, как я стала зарабатывать достаточно, чтобы самой платить арендную плату, я живу одна, – сказала Хоуп, придерживая дверь.

Фейт никак не решалась переступить порог, поглядывая на Оскара так, словно ей хотелось вместе с ним укрыться за изгородью. По-видимому, во многом импульсивное решение поселиться у Хоуп сейчас превращалось для нее в окончательное.

– Значит, ты так и не вышла замуж и не… ничего такого?

– Нет. Никаких мужей, никаких любовников, никаких бойфрендов.

Фейт наконец шагнула в гостиную.

– И ты ни с кем не встречаешься?

Хоуп подумала о Джефе, сыне соседа с ее улицы, о докторах, санитарах и других работниках больницы, которые предлагали ей пойти на свидание. Она знала, что о ней говорят и что ее холодность принимают как вызов. Но пока никто так и не пробудил в ней интерес. Ей хотелось обрести мужа и семью, но в тот момент, когда все подходило к обязательствам, она начинала ужасно паниковать и прерывала отношения.

– На самом деле нет, – сказала она.

– Но ты же такая симпатичная. Хоуп захихикала.

– Полагаю, я немного пресытилась, – сказала она, подталкивая сестру проходить дальше в дом.

В доме пахло свежими цветами, которые Хоуп обычно срезала в саду позади дома и ставила на кухонный стол в маленькое оловянное ведерко. Ей нравился контраст хрупкого и упругого, старого и нового, грубого и утонченного.

Хоуп включила верхний свет.

– Какой прекрасный дом, – выдохнула Фейт, в ее голосе слышалось что-то близкое к почтению.

Хоуп попыталась увидеть окружающую обстановку глазами сестры. Дом был старым. В нем до сих пор были дощатые полы и оштукатуренные стены. Однако он прошел реконструкцию, в результате которой застекленное крыльцо стало гостиной. Несмотря на небольшой размер дома – около тысячи квадратных футов,[8] комнаты были довольно просторными. Кухня выходила в общую комнату и была видна от входной двери. Слева, за двойными дверями, находился кабинет. Справа был холл, ведущий к двум спальням.

– Ты сама все здесь подбирала? – спросила Фейт. Хоуп кивнула:

– По выходным я просматриваю объявления и частенько покупаю какую-нибудь мебель практически за бесценок. А если мне хочется, чтобы древесина блестела, я полирую ее в гараже. А иногда раскрашиваю или наношу рисунок по трафарету, вот как на той старой церковной скамье на кухне.

– Это так красиво, – сказала Фейт. Хоуп кинула ключи на тумбочку.

– Дом принадлежит старому вдовцу, который живет дальше по улице, но я хорошо обращаюсь с ним, и хозяин предоставляет мне определенную свободу действий.

Фейт продолжала ходить по главным помещениям, пока не остановилась перед вышивками, развешанными по стенам в кухне. Больших и замысловатых, их было четыре, по одной на каждое время года.

– Они замечательные, – сказала Фейт.

– Спасибо.

Хоуп любила вышивать крестиком и собирать всякие мелочи. Столовая посуда, серебро и льняное белье были разрозненным антиквариатом или единственными в своем роде вещами. Такими, например, как настенные тарелки с синей росписью и английские сливочники семнадцатого века, которые украшали белые полки по обе стороны камина в кухне-гостиной.

– Ты, должно быть, много зарабатываешь, – предположила Фейт. – У тебя самый очаровательный дом из тех, что я видела.

– Нет, не очень много, – со смешком сказала Хоуп. – Но ведь мы с тобой росли в одном доме, помнишь? Я отлично умею экономить.

Фейт подняла бровь: