– Такое чувство, будто за нами кто-то следит.

– Знаю, – согласился я, осматривая одно окно за другим.

Заметив краем глаза, как Рика дрожит, я поднял свою толстовку и отдал ей.

Она взяла ее, благодарно улыбнувшись, и развернулась, собираясь спуститься на первый этаж.

– Холодает. Поверить не могу, что уже наступил октябрь. Скоро придет Ночь Дьявола, – радостно сообщила Рика нараспев.

Я кивнул, двинувшись следом за ней.

Однако, бросив взгляд в глубь комнаты в последний раз, я ощутил пробежавший по телу холодок от мысли о сотнях манящих пустых номеров отеля на противоположной стороне улицы.

И столь давней Ночи Дьявола, когда мальчишка, который когда-то был мной, преследовал девушку, которая могла быть похожей на Рику, в месте, которое могло оказаться тем самым мрачным отелем за окном.

Только, в отличие от сегодняшнего вечера, он не остановился, а сделал кое-что, чего не должен был делать.

Я спустился по лестнице, всего в нескольких сантиметрах от Рики, двигаясь синхронно с ней и практически дыша ей в затылок.

Она не подозревала, насколько близка опасность.

Ночь Дьявола. Вот и все.

Последняя для нас.

В мае мы окончим школу, наша четверка разъедется по колледжам и будет возвращаться домой только на зимние или летние каникулы. К тому же в нашем возрасте будет несолидно устраивать всякие инфантильные выходки; мы больше не сможем ссылаться на свою юность, объясняя, почему решили праздновать ночь накануне Хэллоуина, не имея других причин, кроме желания подурачиться. Мы станем мужчинами. Такое уже не прокатит, так ведь?

Поэтому сегодня все закончится. Это финал.

Я захлопнул дверцу своей машины и пересек парковку, пройдя мимо «БМВ» Дэймона в сторону задних ворот собора, за которыми меня ждала приемная с кухней, несколькими столами и диванами. Один из кофейных столиков был завален брошюрами, обучающими молиться по четкам и «Поститься с пользой для здоровья».

С глубоким вдохом мои легкие наполнились неизменным запахом ладана, витавшим в этих тихих залах. Как и мой друг Дэймон, я родился в католической семье, но на практике нас можно было считать католиками с тем же успехом, с каким «Тако Бэлл»[4] можно назвать мексиканским рестораном. Я играл роль, чтобы ублажить свою мать, а Дэймон играл ради забавы.

Я шел по коридору в здание церкви, но пронзивший тишину громкий хлопок заставил меня остановиться и оглядеться по сторонам в поисках источника звука. Как будто книга упала на стол.

По утрам в пятницу здесь обычно немноголюдно, хотя сейчас наверняка найдется несколько заблудших душ, замаливающих свои грехи, стоя на коленях у скамеек, потому что исповедь только закончилась.

– Что мы обсуждали вчера? – послышался звучный голос Отца Бейра откуда-то слева.

– Не помню, Святой Отец.

Я улыбнулся. Дэймон.

Свернув влево, беззвучно преодолел другой мраморный коридор, скользя пальцами по стенам, обшитым блестящими панелями из красного дерева, и стараясь не рассмеяться. Я остановился перед открытой дверью кабинета священника и прислушался. Дэймон отвечал Бейру плавным, спокойным тоном, словно следуя сценарию.

– Ты безответственный и не раскаиваешься в содеянном.

– Да, Отец.

Моя грудь затряслась от едва сдерживаемого смеха. Произносимые Дэймоном слова всегда звучали так противоречиво. «Да, Отец», – как будто он полностью признает, что вел себя дурно, и в то же время: «Да, Отец, разве вы не гордитесь мной?».

В большинстве своем мы каялись в исповедальнях в нефе, однако Дэймона после многих лет безуспешного наставления на путь истинный силами его отца и священника заставляли еженедельно посещать индивидуальные беседы.