– Ты сам все выложил на всеобщее обозрение, когда сделал то, что сделал.

Боб кипел от ярости.

– Я же извинился! И заплатил за железную дорогу! Я дал тебе две тысячи сто баксов!

– Думаешь, купил мое молчание?

– Я не знал, что его нужно покупать. Зачем ты это сделала? Ты же разрушила всю мою жизнь. Для чего?

– Чтобы предупредить других. – Ему нечего было ответить. – В любом случае ничего я не разрушила. У тебя же вроде нет ни жены, ни детей. – Одри не ожидала, что ее последние слова уязвят Боба в самое сердце, но уже не могла остановиться. – Знаешь, что паршиво, Боберт? Ты считаешь, будто Нью-Йорк слишком большой и никто не узнает о твоей позорной выходке.

– Я же объяснил, у меня был трудный период.

– Да ладно, – рассмеялась Одри. – Ты просто ловил кайф.

Боб изменился в лице.

– Кайф. – Он глубоко вздохнул. – Думаешь, я ловил кайф? В моей жизни нет места кайфу, Одри. Я работаю, сплю, иногда читаю книгу или смотрю фильм и каждые несколько дней встречаюсь с незнакомой девушкой.

ЗАБАВНО БЫЛО НАБЛЮДАТЬ, КАК БЫСТРО ОН СБРОСИЛ МАСКУ И ПОКАЗАЛ ИСТИННОЕ ЛИЦО.

– Я захожу на «Флиртариум», выбираю девушку – какую-нибудь заурядную, там таких много, и ты одна из них, – плачу за ее ужин, иду к ней, немного ею пользуюсь, возвращаюсь домой и ложусь спать. Я бы мог сказать, что это хобби, но на самом деле это часть режима, вроде мытья и чистки зубов. Я не ловил с тобой кайф, Одри, а всего лишь проводил время. – Напоследок Боб злобно процедил: – Надо действительно завести хобби. Железную дорогу, что ли, купить?

К счастью, Одри милосердно обобщила его излияния.

КОРОЧЕ, ОН ОБОЗВАЛ МЕНЯ ДЕШЕВКОЙ И СВАЛИЛ. ОФИГЕТЬ.

ЕЩЕ РАЗ ПОВТОРЮ: НИКОГДА НЕ ВСТРЕЧАЙТЕСЬ С БОБЕРТОМ СМИТОМ.

– Теперь – ни за что! – Рокси кое-как поднялась с дивана, слегка покачиваясь от вина и слишком большой дозы обезболивающего. – Найдем кого-нибудь другого, верно?

– Ага, – отозвалась Элис, по-прежнему глядя в телефон.

Рокси протянула руку.

– Давай потанцуем.

– Сейчас, минутку, – ответила Элис. Рокси кивнула, начала танцевать и моментально влилась в мешанину рук, ног и туловищ.

Элис открыла фейсбук, увидела беседу со своим другом Бобом и его последнее сообщение: «Не сдавайся».

– Привет, – написала она.

Послание взлетело в небеса, отрикошетило от спутника и вернулось на землю, застав Боба в пустом вагоне метро. Он терялся в догадках, что Элис имела в виду этим «привет», и, втайне надеясь, что она не возненавидела его окончательно, ответил:

– Привет. Прости, что ушел не попрощавшись.

В ожидании сообщения, но не особенно на него рассчитывая, Боб впервые за несколько месяцев заглянул в ленту друзей.

У Эми Оттерпул все та же фотография на аватарке – с той же короткой стрижкой, из того же самого похода. Ее фотографировал Боб. Неужели снимок не вызывает у нее отрицательных эмоций, раз она разместила его на витрине своей жизни? Эми улыбалась – улыбалась ему, Бобу, думая о нем. Когда он снимал, она стояла в ручье, но на фотографии не видно. Об этом знают лишь они двое. Боб не разговаривал с Эми четырнадцать лет.

На самом деле Эми уже очень давно не заходила на фейсбук, потому и не обновляла профиль. Зато ее муж, Дуг… он-то свой профиль обновил. Именно по этой причине Боб тогда и сорвался. Лежа в постели со спящей любительницей паровозиков, он кликнул на страничку приятеля Дуга и обнаружил новую фотографию – тот крепко обнимал волосатой лапой свою глубоко беременную жену Эми.

Наверное, она уже родила. Так и было. Теперь Боб ехал в метро, глядя на Эми, лежащую на больничной койке, но при полном макияже. Она и без косметики отлично выглядела, однако не верила комплиментам, поэтому всегда носила макияж. Над ней неуклюже нависал Дуг, они оба с безмерной любовью смотрели на крошечную новорожденную девочку, – именно так, как Боб и опасался.