Я вновь покосился на донос в свой адрес.

– … делают из этого, широко известного, факта «сенсационное разоблачение».

Выбивая пальцами барабанную дробь из столешницы, Господь «ушёл в себя». Мне, «как сознательному бойцу за дело Светлого Будущего», оставалось лишь терпеливо ждать «возвращения». А пока Господь отсутствовал, можно было относительно спокойно – в рамках непреходящего беспокойства – обдумать создавшееся положение. Анализ не радовал: вопрос был поднят – и об его успешном положении, тем паче, под сукно, теперь и речи не шло. Для того чтобы питать иллюзии «в обратную сторону», я уже слишком хорошо узнал нравы заведения под названием «Рай». Да и Господа я узнал достаточно хорошо. Нет, постичь его трансцендентную сущность – как завернул-то, а?! – невозможно: на то она и трансцендентная. То есть: непостижимая. Но постичь эту трансцендентность не «вообще», а применительно к себе я уже мог: опыт-с. К сожалению, ничего хорошего это постижение мне не обещало. Пусть не сейчас, но в самом ближайшем будущем – это, как водится!

Господь, тем временем, закончил процесс самопостижения. Я нутром почувствовал: босс готов к объявлению приговора. Поэтому напрягался я не только внутренне.

– Ну, что ж, ОУО…

Напряжение достигло степени активного потоотделения: ОУО – да ещё без прилагательного! И всё это – под выразительную паузу, не поддающуюся расшифровке!

– … будем думать: вопрос – серьёзный.

У меня отлегло – всё и от чего только могло. С такой редакцией приговора я не мог не согласиться.

– Думать будем вместе, Ваше Святейшество!

Меня почтили – и я не отказывался думать. Тем более – «под таким соусом».

– Начинайте прямо сейчас!

– Слушаюсь, Господи!

И я выполнил строевой разворот. Знаю, что Бог не приветствует чинопочитания на рабочем месте – но это не моя вина: ноги сами развернулись – вместе со всем остальным хозяйством. И я не осуждал их за это: я понимал их…

Информация о моём несостоявшемся падении разнеслась в мгновение ока. В прямом смысле: я не успел и глазом моргнуть. «Моргнул» Господь, в очередной раз доказавший, что он – строг, но справедлив. Правда, не всегда это у него получалось в меру. Прости мне, Господи, но, чаще всего, приоритет отдавался строгости. Может, Всевышний и не хотел этого, но так получалось. Почти всегда. Хотя с нами, ангелами, иначе нельзя: на голову же сядем!

Итак, я ещё не успел дематериализоваться из кабинета – а меня уже заждались глаза всех без исключения обитателей Рая. Я ведь не голословил, когда заявил Всевышнему: «секрет Полишинеля». Друзья – таковых, к сожалению, всегда меньшинство – искренне поздравляли меня с благополучным исходом… из кабинета Всевышнего. Масса, ожидавшая сенсации и не получившая её, отработала… собой: активно прогибалась при встрече с Его Святейшеством Надъархангелом ОУО, и неэкономно лучилась рабским подобострастием. Словом – всё, как у людей.

Что же – до пожелавших остаться неизвестными очень даже известных «доброжелателей», то я и сейчас не обманывался на их счёт. Несмотря на всю свою пакостность – а, может, благодаря именно ей – народ этот был всё больше серьёзный, которого одним неудачным заходом на цель не отвратить от задуманного. Они словно иллюстрировали собой – пусть и «идя от обратного» – слова одного земного поэта:

«Ничто нас в жизни не может

Вышибить из седла…»

Поэтому я не питал иллюзий ни относительно себя, ни относительно «доброжелателей», ни относительно формата нашего «творческого сотрудничества». Я был убеждён в том, что «добра» они будут «желать» мне ещё очень долго: всегда! Только впредь это будет несколько умнее – не в формате «кавалерийского наскока». Ребята поняли, что Господа таким убогим доводом не прошибёшь. И тут надо либо «охватить товарища работой», либо зайти на цель с «булыжником» поувесистей. Поэтому я не был столь наивен, чтобы тут же, не отходя от чина, начать «хоронить» своих недругов вместе с их замыслами. Именно замыслы исключали легковесность подхода: ведь это меня должны были «похоронить»!