Ален целый день возил их на машине, показывал достопримечательности. У Степаниды голова шла кругом от всяческих красот и от старания ничем не выдать своего невежества. Она приказала себе не задавать лишних вопросов и ничему не удивляться. Хотя это было трудно, потому что на самом деле она пребывала в непрерывном удивлении.

Правду люди говорят: Париж – настоящее чудо!


К вечеру я стала замечать, что Степанида уже едва держится на ногах от впечатлений. По дороге из Версаля она попросту задрыхла в машине.

– Степка, ты что! – попыталась ее разбудить Матильда.

– Мотька, пускай спит! – вступилась я за девчонку. – Она ж тут не на три дня, а на целых три недели, еще успеет все посмотреть.

– Твоя правда, – легко согласилась Матильда, – просто мне кажется, что в Париже грешно спать...

– А, между прочим, у тебя самой довольно сонный вид, – усмехнулся Ален, взглянув в зеркальце.

– Ну, вообще-то, я и вправду устала... – призналась Матильда.

– Так что, сегодня танцы отменяются? – поинтересовался Поль.

Мы с Мотькой переглянулись. Нам столько надо рассказать друг другу, а когда еще представится возможность...

– Да, мальчики, сегодня я уже ни на что не гожусь, – сказала я. – Тоже устала, как пес!

– Что это вы какие слабые? – засмеялся Ален. – В прошлый раз готовы были с утра до ночи таскаться, а сейчас еще только начало девятого...

– Ален, ты ничего не понимаешь в женщинах! – весело воскликнул Поль. – Подружки полгода не виделись, им посекретничать надо, а тут Степанида спит...

– Он прав? – спросил Ален.

– Только отчасти, – призналась я. – Но вы не обижайтесь...

– Постараемся!

Они довезли нас до дома, помогли довести до квартиры едва державшуюся на ногах Степаниду, и Ален на всякий случай спросил:

– Ну как, не передумали? Может, отдохнете полчасика, а потом все-таки...

– Нет, – решительно заявила Матильда, – не могу! Просто сил нет!

– Ну, как хотите, – чуть суховато сказал Ален. Кажется, он все-таки обиделся. Глупо!

Мы с Мотькой отвели Степаниду в ванную, помогли умыться, потому что она не справлялась с кранами и душем, а потом уложили спать. Ужинать она отказалась. Нам тоже есть не хотелось. Мы уселись в гостиной в кресла. Мне казалось, стоит нам остаться вдвоем, как разговор польется сам собою, но нет... Мы молча смотрели друг на друга. Эти полгода столько вместили в себя, что мы обе не знали, с чего начать.

– Ну? – не выдержала я. – Чего молчишь?

– А ты? – улыбнулась Мотька.

– Нет, начинай ты...

– Аська, столько всего, что я... Аська, я не знаю, что мне делать...

– Что делать? В каком смысле?

– Понимаешь, Меркулов хочет ставить «Ромео и Джульетту»...

– И ты будешь играть Джульетту?

– Вроде бы...

– Но это же просто здорово! Мотька! Это же... это же...

– Аська, а если я провалюсь?

– Провалишься? Почему?

– Потому что это Шекспир! Мне иногда во сне снится, что меня освистывают! Понимаешь, тут все-таки нужна школа, а я ничего не умею... Это стихи...

– Матильда! Ты сумасшедшая, да?

– Почему? – растерялась она.

– Ты что, сомневаешься?

– Еще как!

– А Меркулову ты про это говорила?

– Говорила.

– А он что?

– А он велел мне выучить одну сцену с Ромео и показать ему.

– Ну и что? Ты выучила?

– Конечно!

– Показала?

– Да. И он сказал...

– Что? Что он сказал?

– Ты смеяться не будешь?

– Нет!

– Он сказал, что я... Джульетта его мечты!

– Как? Джульетта его мечты? – переспросила я.

– Аська, ты же обещала!

– Да я и не думаю смеяться! Это же просто здорово! Поздравляю, Мотька! И ты еще сомневаешься?

– Конечно, сомневаюсь...

– Ну, ты всегда сомневаешься... Хотя это правильно. Сомневаться надо, это полезно, дед тоже всегда так говорит. Подумать только, Мотька, год назад ты была в Париже, даже меньше года, и вовсе не думала, что скоро станешь звездой!