Скоро 4-й роте совсем тяжело стало. Пришла на помощь 7-я рота. Пришли япошки. Мало их было – человек 30, но они жарили из своих винтовок усердно. Залегли. Молчат. А глазенки, как у молодых волчков горят. Все высматривают, куда бы еще пальнуть. Ширинский прислал на вокзал еще две наших полевых пушки и просил англичан поддержать нас. На вокзал явились англичане с двумя орудиями, но одно их орудие скоро замолчало, так как несколько их артиллеристов были сейчас же ранены. Китайцы так пристрелялись, что, заметив малейшее движение на вокзале, сейчас же осыпали вокзал своими снарядами.

У одного нашего орудия китайцы подбили лафет, который пришлось заменить новым. А китайцы все наступали и наступали на вокзал и, наконец, окружили 4-ю роту, выставленную вперед, с трех сторон. Командир роты, штабс-капитан Котиков был ранен в пах. Унесли на носилках. На его место послали поручика Орлова, но с ним произошло такое умственное расстройство, когда он увидел, в какой ад он попал, что пришлось и его унести. Тяжко было стрелкам сидеть в окопах и отстреливаться от китайцев, которые сотнями наступали из города, из-за железной дороги и из деревень. Растерялись стрелки, перестали уже делать залпы и начали стрелять в беспорядке. Ширинский приказал казакам заменить немцев, которые имели свою заставу где-то на окраине концессий, а немцев просил явиться на вокзал.

Стрелки, засевшие в окопах перед вокзалом, выбивались из последних сил, как был убит Попов, раненный в горло. Солдаты совсем оробели. Уже третьего командира уносят. А ведь наши стрелки – народ молодой: все новобранцы, которые и огня еще никакого не видали, а ведь как держались – точно львы. Видит Ширинский, что дело плохо, и приказал 6-й роте поддержать 4-ю роту, чтобы 5-я могла тем временем отступить к вокзалу. Но как тут отступить? Чуть только подымешь голову из-за железнодорожной платформы – мы лежали вдоль полотна, прикрывшись платформой, – китайцы увидят белую рубашку и сейчас стреляют. Капитан Мешабенский только поднялся с земли и был тотчас ранен. Скверно было. А китайцы набрались такой дерзости, что на наших глазах прорвались в ближайшую деревню, которая перед вокзалом.

Тут японцы донесли, что потеряли двух офицеров и половину нижних чинов и больше держаться не могут. Что тут делать? Но молодцы немцы! Как раз пришли вовремя и выбили китайцев из деревни. Потом пришли французы и сменили японцев. 5-й и 7-й ротам тоже было плохо. Такой азарт охватил китайцев, что они полезли на наших в атаку, а некоторые смельчаки-китайцы так прямо бросились в штыки. Но не выдерживают они наших залпов – очень не любят! Как дашь хороший залп – сейчас же пятятся. Китайцы стреляли все утро без передышки, не жалели снарядов, но в 12 часов дня вдруг затихли – должно полагать, сели обедать. Бой боем, а ведь есть тоже хочется, только у китайцев, конечно, была хорошая рисовая каша, ну a y нас одни сухари да вода в бутылках.

Китайцы пообедали, отдохнули часика два и в 2 1/2 часа снова открыли огонь. Снова атакуют вокзал, но, подкрепившись кашей и чаем, они сделались еще ожесточеннее прежнего. Снова гранаты решетят железную крышу вокзала. Снова шрапнели рвутся над головой. Снова завизжали пули и застучали по стенам вокзала и по каменным плитам платформы. Вокзал загорелся от гранат, но тушить огонь было некому, да и незачем. В несчастной 4-й роте был ранен сейчас же подпоручик Макаров – рота потеряла четвертого офицера. Роту измученных стрелков увели на бивак, а на ее место поставили 6-ю роту. Японцев, оставшихся без офицеров, отправили в подчинение к Полторацкому, в 7-ю роту. Дело становилось совсем плохо, так как китайцы упорно решили взять вокзал, а подкреплений у нас уже больше не было, – ни своих, ни иностранных. Весь наличный гарнизон Тяньцзина дрался на вокзале и уже выбивался из сил.