По приезду в Париж получил, казалось бы, неприятные сведения из издательства. Достаточно известный критик разгромил мой последний роман. Вроде, нужно бы переживать, возмущаться, как-то публично реагировать, но я, наоборот, посчитал это хорошим знаком. Пусть многое ему не понравилось в романе: чрезмерная детализация окружавшего героев фона, замедленность действия, описания переживаний героев по ничтожным, по мнению критика, поводам: изменам, необязательностью партнеров, нарушениям обязательств. Смешно, но он обвинил меня и в незатронутости темы зеленой повестки, борьбы с всемирным потеплением. Зато меня обрадовало упоминание «измен». Ведь это именно то, что привлекает читателей, и вставлено мной именно для этого. Действительно, продажи пошли вверх. Меня не волнует – больше будут отчисления на мой счет, или они будет нулевыми. Но для отношений с редакцией – хороший знак. Слишком часто мои опусы не удостаивались внимания критиков.

Что это? С возрастом приходит опыт, более глубоко освещаю выбранную тему, или хоть немного научился «работать на публику». Хорошо ли это – поддаваться, хотя бы частично, моде? Для какого читателя я пишу? Ведь начинал писать только для себя. Долго ли я еще смогу писать? Когда выдохнусь, когда мне все это бумагомарание надоест? Правильно ли, что после смерти Мари я замкнулся в работе с компьютером в двух точках: в доме на улице Симоне и в Бургундии. Даже поездки к Белле были для меня только источником впечатлений для очередного опуса. Что, к Натали меня влечет только желание сформировать для очередной книги образ современной работающей женщины? Наверное, у меня не хватает жизненных впечатлений, может быть, поэтому я уделяю такое внимание антуражу? Не зря критик порицал меня за это.

А что делать? Джо тоже как-то критиковал меня, советовал выходить в жизнь. Тоже мне советчик – сам сиднем сидит на своей вилле. А в последнее время даже не упоминает по телефону о своих дамах. Возможно, в связи с отсутствием таковых. И что, продолжать свои писательские опыты? До какого возраста? Пока пальцы могут нажимать на клавиатуру, пока мозги еще шевелятся? Мари ушла от меня в 64 года, ее брат Антуан и его жена еще раньше. Сколько лет осталось жить мне? Жаль, что мы с Мари не усыновили или удочерили ребенка. Теперь слишком поздно… Такие неприятные мысли.

Позвонил Джону, спросил, как у него дела. Не отвечая, он поинтересовался, как мои дела с Натали. Какие дела? Если я и вспоминал о ней, то только вороша в памяти поездку, как одно из происшествий. И почему я должен думать о Натали? Так и заявил Джону, что ничего сообщить ему не могу. В свою очередь съехидничал:

– Так это ты заинтригован появлением Натали? Хочешь, дам ее телефон. Звони, расспрашивай, интересуйся новостями, приглашай в гости.

– Брось, Влад, я же по-дружески, а ты сразу на дыбы. Расскажи тогда о своих литературных успехах?

– Какие тебя интересуют? Изругали мой роман, опасаюсь, что издательство придется менять, хотя я полностью оплачиваю и всю подготовку, и тираж.

– Не понимаю! Я ведь читал два твоих романа – на мой взгляд не хуже знаменитых романов, которыми нас пичкали в школе.

– Вот именно! На уровне середины или конца XX века. Но сейчас никто не читает произведения былых знаменитостей, разве только в сборниках описания сюжетов. Я ведь не комиксы пишу, не фэнтези. Читателей могу найти только среди пенсионеров. Но кто из них вообще что-то читает. Ты, когда купил книгу в последний раз?

– А я и не покупал. Ты мне сам подарил первые твои романы.

– Ну да, зачем тебе покупать, ведь в вилле, когда ты ее купил, была неплохая библиотека. Теперь пылится у тебя.