Впрочем, не заставил себя ждать и второй камешек в этот же огород. Не менее загадочный. Сразу по возвращении из Одессы. Я «делала базар» на Лукьяновском рынке, когда женщина с цыганистым, крупно изрезанным морщинами лицом, вклинившаяся со своей корзиной цветов почему-то посреди прилавков с многоцветной снедью, вдруг сунула мне в руку огромную, с чайное блюдце, лохматую розу в мелкой росе.

– Темна вода во облацех, – проговорила она невнятно и вдруг, словно затвором, звякнула сердоликовым браслетом на запястье: – Купи!

Киев не Одесса. Здесь розы, да ещё в самом начале весны, кусаются. Кроме того, такой цветок в «авоське» среди свертков мяса, картошки и вялых стрелок зелёного лука мне явно был ни к чему. Я энергично замотала головой.

– Дёшево отдам, – не отцепилась женщина, поняв меня по-своему. – Или на, возьми так.

Побренчав монистами, она с трудом выбралась из-за своих корзин – ни одной розы, подобной той, что она протягивала мне, там больше не оказалось.

– Не отказывайся. От своего счастья откажешься. Бери-бери.

И прямо-таки сунула роскошный цветок в мою ладонь. Он обдал меня чарующим ароматом.

– Ну, спасибо.

– На счастье, сестра. Совсем-совсем скоро твоё счастье, – выстрелила она в меня своим чёрным глазом. (Второй знак судьбы?).

4

Что-то задержало меня на работе, и на Оболонь на день рождения Борюнчика явилась я затемно. Неля, Борина жена, открыв дверь, тут же выговорила мне за опоздание, потому что все уже разбежались и лишь в прихожей топтался незнакомый мне полноватый мужчина, с которым мой приятель всё не мог наговориться.

– А, это ты, Ирка, – обрадовался Борюнчик и, кивнув на гостя, представил: – А это Витёк Абрамов, я тебе о нём рассказывал.

Крупный и в силу лет совсем непохожий на «Витька» мужчина протянул крепкую руку:

– Абрамов.

Он довольно напористо скользнул по мне и остановил взгляд на принесённых мной цветах. Они отразились в его глазах.

– Вы всегда носите в зрачках ирисы? – не удержалась я.

– Только когда они в ваших руках, – в тон мне отозвался «Витёк», спрятав голубоватые льдинки глаз под бронзовый мех бровей. И ушёл. Только звук подошедшего лифта ещё с минуту дребезжал и звякал…

– Слушай, он классный мужик, – заметил Боря, что-то прикидывая в своей крутолобой голове и глядя на меня оценивающе. – Ты же любишь поэзию?

Он разлил по чашкам кофе и, подвинув одну в мою сторону, тоном заговорщика засвидетельствовал:

– У него то ли четыре, то ли пять поэтических сборников. Он и в Москве печатается. И в нашем журнале тоже. Только мы его нечасто публикуем, он на русском пишет. Одессит же. А в Одессе он ударной медициной заправляет. КВЧ-центром. Ну, тем, про который я писал.

– А ещё он кристально порядочный, – стрельнув в меня лукавым взглядом, подхватила во всём согласная с мужем Неля. Её семейная идиллия в том и заключалась – всегда держать сторону Борюнчика. Я немного смутилась.

– Кристально?

– Абсолютно, – почесал в прорези старенького джемпера свою шерстистую грудь Боря. А Неля, обхватив мужа за плечи, впилась в меня своими тёмными, как кофейные зёрнышки, глазами. Ребёнком её подобрала в войну киевская семья – вырастила, выучила, и теперь благодарная Неля стремилась всем удружить, всех поженить и всех перезнакомить.

– Правда-правда, – закивала она кудлатой, как у болонки, головой, ещё теснее прижимаясь к Борюнчику. При этом голова её была на порядок выше Бориной, так что кругленький и невысокий муж примостился у неё под мышкой – точь-в-точь два приложенных один к другому шара. Один побольше, другой – поменьше.

Эта семейная пара возникла после того, как, пройдя курс противоалкогольного лечения, нештатный корреспондент одной из столичных газет Боря Худан сотворил роман об алкоголиках. После чего из шахтёрской среды, где подвизался в горных инженерах, перебрался в Нелину киевскую «трёшку» с намерением стать писателем. Учуяв, что с Бори толк выйдет, Неля взялась за дело со всем пылом уходящей молодости: из мужичонки в облезлом малахае и в старом пальтеце с рукавами чуть ли не до локтей, она довольно быстро создала почти респектабельного господина, которого и подвигла регулярно мотаться в Москву. Правда, пленить столицу нашей Родины Боре не удавалось, и чуть позже, когда наши отношения стали совсем приятельскими, я срежиссировала ему издание – тема была как раз востребована. Правда, позже Борюнчик всем хвастал, что тиснули его прямо из потока, но это уже Бог с ним.