Он был – «невозвращенец», и по тем временам не мог вообще больше приехать в Москву. Никогда. Никакого другого выхода у его родителей не оставалось: рано или поздно они должны были уехать к нему в Германию, в город, где он поселился.

Чуть позже подошла его жена Верочка. Молодая совершенно обворожительная женщина, принцесса Диана с царственной посадкой красивой головы. Она обняла Соню и сказала: «Сонечка, я так много слышала о тебе (можно на ТЫ?), но ты превзошла все мои ожидания. Я просто в тебя влюбилась».

– Спасибо тебе, моя дорогая девочка. Но всё же такое признание дорогого стоит и требует объяснения. Ты можешь рассказать мне, почему ты так на меня среагировала? Мы же видимся впервые! Что ты увидела во мне такого, что тебя так поразило? Мне очень важно это знать.

– Я прямо сейчас не могу тебе ответить, но обещаю подумать и все сказать. Можно мне тебя поцеловать?!

По щекам Сони побежали слезы. А эта девочка, одно из самых сильных ее потрясений последнего времени, стояла рядом, обнимала ее, гладила по голове, как маленькую, и говорила:

«Не плачь, пожалуйста, ты – лучше всех. Я никогда не видела таких добрых людей».

Скоро она приедет в Москву, в которой никогда раньше не была. Обещала. И, конечно, обещание выполнит. Обязательно.

На следующий день вечером Соня улетала в Москву, а утром ОН приехал в отель совершенно больной и говорил только: «Сонечка, беда! Тупик!

Нет никакого выхода, никакого решения! И я совсем не понимаю, как теперь жить без тебя!»

Никакие слова не помогали. А она говорила, говорила, и сама верила в то, что говорила!

Что с нами случилось чудо! Что жизнь сделала нам обоим последний бесценный подарок, который невозможно переоценить, нельзя не принять, и было бы преступно отказаться.

Ни я, ни ты, говорила она, не простим себе никогда, если кто-то из нас примет безумное решение разрушить нашу любовь, или перестать надеяться на встречу, или насильно (по-другому не получится) попытаться заставить себя не думать о нас, не тосковать, не любить.

Я думаю, выход один – оставить пока всё, как есть и стараться делать все возможное, чтобы время от времени видеться, и тогда можно будет жить дальше и снова, снова надеяться … и ни за что не отпускать от себя всё, что у нас есть сейчас и будет потом. И всегда.

– Вчера мой пятилетний внук по телефону на мой вопрос: «Ты где?» ответил: «Я пока нигде».

Так вот, я тоже «пока нигде», пока тебя не будет рядом со мной, и всё, что только можно, я буду делать, чтобы быть «где», если и ты этого захочешь.

У нее самой горели глаза, как у кошки, она помолодела лет на тридцать, если не больше. И действительно, если о пожилой даме можно было сказать, что она хороша собой, то это о ней. Ее переполняла радость, все пело внутри, ощущение невиданного счастья не покидало ее ни на минуту.

Соня вдруг заплакала, и это тоже было счастьем. Вот уже почти пять лет она не плакала, закаменела от горя. Не плакала на похоронах и на поминках, не плакала, когда Женя умирал у нее на руках. Не плакала потому, что не могла.

И тут слезы полились сами. Это были спасительные слезы, она стала оттаивать, она начинала выздоравливать. И всё потому, что в ее искалеченную смертью жизнь снова пришла любовь.

Я, решила про себя Соня, вообще могу существовать только в состоянии любви, и если вдруг она уйдет, меня просто не станет. Как же теперь мне жить дальше!?

А ОН не мог, не умел разделить эту ее радость. ОН страдал и опять, теперь уже на ее глазах, заболевал. Она ничем не могла ему помочь, и от этого ей тоже было невыносимо больно.

В день отъезда, их последний день, ОН задержался утром позже обычного, а уже давно должен был приехать. Она начала волноваться, позвонила.