Перекрёсток миновал, на магазин свой любимый глянул – так и есть, уже вывеску меняют. С козырька магазина пара рабочих весёлую Бурёнку отцепляют, внизу ещё пара – стремянку устанавливают. Но люди из магазина вроде бы выходят, есть смысл до крыльца добежать, глянуть. И побежал было, но…

– Семён! Семён!!! – сзади кто-то истошно закричал.

Сергей обернулся. Что-то смутно припоминаемое заставило обернуться. Какая-то незнакомая женщина, торопясь, шла ему навстречу, а за два шага до него растерянно остановилась:

– Ой, извините. Просто и курточка, и шарф – всё похоже. Извините, спутала.

– Сергей! – ещё один крик, истошней, опять из-за спины, со стороны магазина. И грохот вслед крику. И крик превращается в вопль. И вопль рвёт небо в клочья:

– Серё-ё-ё-ё-жа!!!

Лицо женщины напротив перекосило, прикрыла ладонью приоткрывшийся рот. Какой-то мужчина реактивно вперёд подался, пакет из рук выпал. Пенсионерка перекрестилась, не выпуская из рук газеты. Ещё грохот сзади. Серёга повернулся в сторону магазинного крыльца, куда он чуть-чуть не дошёл. Поворачивался, не думая. Мысль вытеснялась множеством звуков. Железный остов весёлой Бурёнки, только что висевшей над крыльцом лежал на земле. Окровавлен. Рядом тело, верхняя его часть придавлена вывеской. Девчонка рядом с вывеской, зачем-то тело за рукав дёргает:

– Серё-ё-ё-ё-жа!!!

Из магазина выбежал охранник, что-то говорит рабочему возле упавшей стремянки. Вместе идут к вывеске, начинают её стаскивать с тела. Не стаскивают, почти волокут. Наверняка, всё это неправильно, не так надо. «Где чинят, там и рушится». Края вывески в крови, и улыбка у Бурёнки алым забрызгана. «Бойся коровы, молока не дающей». После того, как железную пластину отнесли, стал виден погибший. Что погибший, ясно сразу. На пол-лица кровавая мяша.

– Серё-ё-ё-ё-жа!!! – молодая девчонка перед трупом, платок сбился, волосы уже разметались.

«Сергей не спасётся…». И девчонка молодая, и погибший парень, видимо, её ровесник. Рэперские штаны, модные кроссовки, футболка из под куртки топорщится, дальше не видно – в крови. И ручеёк от парня, алый ручеёк мешается с уличной грязью; всё черней становится, всё тягучей. И к ногам подползает. Серёга ещё секунду посмотрел непонимающе и вдруг сорвался, побежал. По пути с женщиной столкнулся, которая его Семёном окликнула – и дальше понёсся. Ещё люди, ещё толчея – дальше. Светофор, жёлтый цвет – дальше! Перебегает дорогу, машины тормозят, ругань – дальше! Прочь! – не видеть, не думать, не понимать! Около телекомпании остановился, пара мужиков стояли возле входа, курили, вроде бы знакомые.

– Слышь, что там напротив случилось, визги какие-то? – спросил один из куривших.

– Сигареты не найдётся? – Серёга спросил механически, не думая; вообще-то он почти не курил, разве что после выволочек шефа, бывало.

– Да на, – протянули ему пачку и зажигалку, – ты, кажется, из этой экстрасенсорной программы?

Зажигалка не срабатывала, огонь не высекался.

– Подожди, я сейчас сам тебе прикурю, – решил услужить собеседник, – я что про программу-то вспомнил. Вы там из нашей «Хаты с краю» себе Мчечислава на эфир зазываете, ему вопросы лучше заранее написать, он тупой. Ещё лучше и ответы согласовать.

Серёга кивал. Не слушал, но кивал. В голове прокручивалось: вопли, перекрестившаяся газетой старушка, девчонка дёргает лежащего за рукав, двое стаскивают с него железный остов, и лицо женщины, что по ошибке его окликнула. «Обернись, когда надо обернуться. Когда окрикнут. Окрикнут, чтоб жил ещё». Внезапно за плечо взяли. Вздрогнул. Тех двух из «Хаты с краю» уже не было. Ушли, а он всё ещё им в ответ кивает. Инна Леонидовна рядом: в шубке, с пакетом, собралась куда-то, по пути его встретила: