– Дочь моя, – произнес верховный властелин мягким тоном, хватая ее за руку, – как тебе этот спектакль? По-моему, он бесподобен. Актеры играли на высоте.

– Отец, – стараясь быть как можно вежливее и тактичнее, произнесла Шинед, ничуть не опасаясь, что ее ответ может задеть отцовские чувства, – я не могу назвать случившееся действо неким культурным актом, неким проявлением высшего искусства потому, что на моих глазах и на глазах нескольких тысяч зрителей произошло убийство юной девушки. На мой взгляд, было бы преступно не называть вещи своими именами. Ты не находишь, отец? А вы, милорд Аллоиз?

Видимо, старик не полагал, что к нему могут обратиться, и потому смолчал, лишь тихонько хихикнув. Лорд Аллоиз напоминал, скорее, живую мумию, с высохшей, точно древний пергамент, кожей и с таким же высохшим до миниатюрных размеров мозгом, в котором не осталось, кажется, ни одной светлой мысли. Если он ранее и умел произносить, как талантливый оратор, длинные и умные речи, то теперь все его былое красноречие сократилось до отдельных фраз, а куда чаще – до отдельных слов, лаконичных и весьма туманных.

– Я не понимаю, почему тебе не…, – начал отец и вдруг осекся.

– Поверь мне, если бы я знала, что за спектакль ты приготовишь для гостей, я его не смотрела бы, – произнесла смело Шинед, глядя отцу прямо в глаза. – Теперь меня обуревают неприятные чувства. Толпа, конечно, ликует, все обожают подобные зрелища. Тут ты попал в точку, уважаемый отец. Однако…

– Однако… что?

– Я не желаю в этом дальше участвовать!

Лицо Валентина приобрело серый оттенок. Лицо его спутника хранило безмятежность, будто он совсем не понимал, что вокруг него творится. Впрочем, возможно, это было и так.

– Шинед! Ты не хочешь помогать мне? Хочешь бросить меня в такой праздник?

Девушка уже начала жалеть, что позволила себе заговорить с отцом на повышенных тонах, и хотела смягчить ситуацию, насколько могла.

– Разумеется, я останусь, отец. – Шинед отвесила низкий поклон верховному повелителю. – Бросить тебя в такой момент было бы преступной низостью. Я же преданная и послушная дочь своего отца.

Валентин в ответ мило улыбнулся. Знал бы он, каких сил стоило Шинед проговорить эти слова. «Не думаешь же ты, что я останусь, если случится что-либо подобное, – подумала девушка. – Если твои дальнейшие сюрпризы, отец, будут в духе первого, ты меня здесь больше не увидишь. А также не увидишь в ближайшее время и в своем доме».

Она не ушла прочь из бального зала, а лишь покинула на время отца и его сумасбродного спутника. В нескольких десятках метров от нее в окружении трех дам в изысканных нарядах и почти в одинаковых масках, различающихся лишь цветом перьев, стоял Алексис. От него удалось увернуться. Увидев в толпе гостей Цинию, без маски, которая восседала в пышном кресле, как на королевском троне, Шинед почти бегом направилась к ней и села рядом на невысокую скамью с резными ножками и резной спинкой. Циния по-матерински погладила внучку по волосам и ласково спросила:

– От чего или от кого ты так бежала, моя девочка? Ты сама не своя.

А вот Шинед этого не заметила. От зорких глаз Цинии ничего не утаишь. Вдобавок, она обладала особым чутьем.

– Я ни от кого конкретного не бежала, бабушка. Ты, кстати, видела спектакль?

– Нет. Я не поклонница современного искусства, – жеманно ответила Циния, скривившись, будто от зубной боли, – нахожу его весьма странным, пошлым и даже вульгарным, не понимаю всех метафор, в которых модные нынче режиссеры пытаются выразить определенные идеи.

Она начала обмахивать себя веером, как светская львица на приеме у высокопоставленной особы. Шинед это показалось немного забавным.