– Эванджелина? – с тревогой в голосе окликает меня мама из коридора, а затем заглядывает ко мне.

– Да, мама, – тихо отвечаю на тяжёлом выдохе и кивком даю своё согласие на её присутствие в моей комнате.

Она появляется в проёме, одетая в элегантное кофейное платье-макси с длинными рукавами.

– Ты должна быть уже готова, милая, – привычным спокойным тоном произносит мама, пока я подхожу к туалетному столику и наклоняюсь ближе, чтобы достать из шкатулки семейный браслет Cartier 1951 года. Я чувствую, как её взгляд скользит по моей спине, оценивая образ в поисках малейшего недостатка, но на этот раз это раздражает меня гораздо сильнее, чем обычно.

После того, как мама сообщила о проведении благотворительного вечера, в семье появились новые поводы для разногласий. И пока кто-то отрицал, злился, был в полном замешательстве, Клара выбирала посуду для сервировки столов, согласовывала меню и решала множество других не менее важных вопросов.

Для матери репутация семьи всегда была и будет на первом месте, поэтому независимо от ситуации держать гордо поднятую голову – её конёк. В какой-то степени я даже завидую самообладанию Клары, потому что я на протяжении всего времени испытываю только чувство непрерывного беспокойства.

Звук щелчка от браслета заставляет меня снова очнуться и выпутаться из собственных мыслей, которые захватывали моё сознание всю последнюю неделю. Бросаю острожный взгляд на дверной проём, в котором всё ещё стоит мама, и аккуратно приглаживаю волосы, чувствуя себя пойманной в самый уязвимый момент. Кротко взглянув на неё, поворачиваю глаза к зеркалу, вглядываясь в своё отражение. Я знакома с этой частью себя уже давно. Белоснежная кожа с лёгким румянцем на щеках, платиновые волосы и маска искусственной безупречности, так ценимая в мире, где я родилась.

– Le Parfum, Evangeline, – произносит на французском мама с мнимой осторожностью, заставляя меня ещё сильнее ощутить холод в комнате.

Конечно. Всё. До мельчайших деталей. Должно быть идеально. Нахожу глазами на туалетном столике красивый флакон и наспех распыляю сладкий аромат нишевого парфюма, который ласково оседает на моей коже и волосах, напоминая мне, что в нашем мире естественность – привилегия бедных.

Повернувшись обратно к маме, читаю в её взгляде одобрение с примесью благодарности.

– Прекрасно выглядишь, Эванджелина, – говорит она, подходя ближе, и берёт мою руку, покрывая её своей горячей ладонью. – Но не забывай иногда улыбаться, моя девочка, – произносит она елейным голосом, смотря на меня своим привычным, полным сдержанности и благородства взглядом. Без намёка на материнскую теплоту, которую я бы так хотела увидеть в её глазах. В ответ я выдавливаю что-то едва похожее на улыбку, и мама тут же удовлетворительно кивает. – Теперь нам пора, дорогая, – открывая дверь, мама пропускает меня вперёд и следует за мной по коридору, ведущему к главной лестнице особняка. Мои пальцы, сжатые в каменные узлы в области живота, медленно разжимаются, и я глубоко вздыхаю, пытаясь собрать остатки мужества. Всё будет хорошо, Эва. Ты можешь справиться.

В просторном холле уже собираются важные гости, занимая места вокруг высоких стеклянных столов с небольшими закусками и аперитивами. Каждый из них, увидев меня, рассматривает с ног до головы и широко улыбается, яро демонстрируя своё «одобрительное» отношение к моему появлению.