Переодевшись, спускаюсь вниз и уже на лестнице слышу голоса мамы и отца, беседующих о чём-то. Громкие возгласы, принадлежащие матери, в какой-то степени даже удивляют меня, заставляя с интересом прислушаться к их разговору. После того, как отца забрали, мать практически ни с кем не разговаривала, пропадая за стенами своей спальни. Лишь изредка её можно было встретить за завтраком, но весь её вид кричал о том, что она не расположена к беседе. Только пару дней назад Клара начала приходить в себя, постепенно собирая по кусочкам свой превосходный вид с налётом прежней невозмутимости.
Ускорив шаг, миную холл и оказываюсь в гостиной, где вижу родителей, сидящих за круглым столом.
– О, милая! – восклицает мама, отвлекаясь от разговора с папой. – Присаживайся, пожалуйста. С минуты на минуту подадут печёную утку.
Мягкая улыбка трогает её губы, а на моём лице появляется тень смятения.
– А Маэль, он ведь спустится? – с осторожностью в голосе интересуется она.
Я замедляю шаг и стараюсь как можно мягче сказать о том, что брат в очередной раз избегает встречи с отцом.
– Он… – подбирая слова, замечаю пристальный взгляд отца, и мне становится неловко.
– Ясно… – подытоживает папа с оттенком горечи в голосе. – Не объясняй, Эванджелина.
– Бастиан, вот увидишь, через пару дней он остынет и поймёт, как был неправ… – наспех щебечет мать, нежно накрывая своей ладонью его руку.
– Не будем об этом, Клара. – Отец молча отпивает воду из стеклянного стакана, вдумчиво смотря перед собой. – Как продвигается твоя работа, Эванджелина? – меняет тему папа, нарушая повисшее напряжение. – Вижу, ты стала проводить много времени в мастерской.
– Я говорила с Рафаэлем Дюбуа вчерашним утром. – Присаживаясь за стол, двигаю стул ближе, чтобы не сутулиться. – Он предложил мне помещение для выставки в Париже. Но…
– Да? – вступает мама, подняв удивлённо брови. – То есть, – замявшись, она мельком бросает взгляд на отца и улыбается одним уголком, – это великолепная новость!
Её улыбка выглядит неестественной, но я списываю это на то, что мамино эмоциональное состояние всё ещё нестабильно.
– Молодец, дочь, – вступает в разговор папа. – И когда будет открытие?
– Дата ещё не назначена. Я сказала, что подумаю, – быстро отвечаю, замечая, как мама едва заметно одобрительно кивает. – Ведь… В свете последних событий, – уточняю я, – планы могут поменяться в корне. Я не хочу подводить людей, которые на меня рассчитывают.
– Что ты имеешь в виду? – оба родителя с удивлением смотрят на меня.
– В приоритете для меня то, что происходит сейчас, – произношу я на выдохе. – Выставка – дело второстепенное.
– Эванджелина, то, что случилось, не должно помешать твоим планам, – спокойным тоном отвечает отец. – Я со всем непременно разберусь. Вопрос лишь времени. Не переживай, пожалуйста, за это. Ответственность за это лежит на моих плечах.
Его речь прерывается с появлением в столовой персонала, несущего на большом подносе приготовленную утку. Поставив блюдо в центре стола, женщины режут птицу и обновляют воду с лимоном в стаканах, затем быстро уходят, оставляя нас вновь наедине.
– Я как раз хотела сообщить, что с этого дня мы живём так, как раньше, – неожиданно заявляет мать, отрезая небольшой кусочек томлёной утки.
Отложив вилку в сторону, поднимаю глаза на неё, пытаясь понять смысл сказанного.
– Клара, – обращается отец к ней, – мы не принимаем поспешных решений, тем более за обеденным столом, – отрезает он.
– Бастиан, – аккуратно произносит она, – я считаю, нам следует вести себя как и прежде, чтобы не давать поводов людям обсуждать нас в негативном свете. Тем более, что вскоре все вопросы решатся… – она затихает, видя, как отцу тяжело об этом говорить.