– Глупый миф.

– Не был уверен, стоит ли упоминать.

– Мне нравится, что вы признались в афере, пусть это и могло вам дорого обойтись.

– Я рассказал Валии правду, – через стол обратился к Грегору Лаки.

– Ну, ты тут за главного, приятель, – произнес тот.

– Мы сидим за одним столом с величайшим из ныне живущих музыкантов мира! – возвестил Асквит, вернувшись.

– Правда? – спросил Грегор.

– Мой мальчик, разве вы сегодня его не слышали? Я вот не мог насытиться. Бенни так смел! Играть композиции для биг-бэнда – и без биг-бэнда! Как идеально по нынешним временам. Признаю, что рискую показаться претенциозным. Ваш концерт был отражением жизни на родине в сорок четвертом.

Асквит передал через стол свой фирменный бланк с адресом в Элизабет-Бей.

– Валия, вас заинтересовало участие в мероприятии, о котором я упоминал? Литературный салон.

– Нет, не заинтересовало, – ответила та.

– Право слово, какая честность.

С кислой улыбкой и без слов прощания Асквит встал, и Лаки поднялся следом. Они пожали друг другу руки, а Валия дернула себя за прядь, чтобы не рассмеяться. Она думала, что видит Асквита в первый и последний раз. Он оставил после себя уютную тишину. Лаки сложил лист с адресом. Управляющий отеля принес два ключа, за счет заведения – для Бенни Гудмена и его менеджера.

Из своего номера Грегор слышал, как на Центральном вокзале гудят, шипят и нетерпеливо скрежещут локомотивы. Уличные кошки за окном скакали галопом туда-сюда и вопили. Желая, чтобы они замолчали, Грегор закрыл глаза. Через двадцать три дня он доставит цветы Мейв Дойл, управляющей отелем «Герберт Армз», которая нашла для них униформу и кларнет. Они вскользь поцелуются в саду при отеле. Возвращаясь в тот вечер домой, примерно в миле от аэропорта Бэнкстауна Грегор попадет под снабженческий грузовик.

Дальше по коридору Валия и Лаки сидели в его номере в изножье кровати. Их тела, склонившись для поцелуя, образовали букву «А». Займемся любовью в другой раз, сказала Валия, нам некуда спешить. Кто мы друг для друга, спросил Лаки. Скоро узнаем, ответила Валия. Новоиспеченная пара влюбленных, что поженятся в течение года, провела свою первую ночь вместе в номере, забронированном на чужое имя.

Эмили играла на заднем дворе, залитом утренним светом. Ветер развевал пряди ее волос, а она танцевала в новенькой яркой одежде, словно ей вот-вот пора на праздник. В руках она держала голубой воздушный шарик. День ее рождения прошел три дня назад, но ей все еще было радостно. Эмили уже не шесть, ей семь. Ленточка обернулась вокруг ее ноги, когда она закружилась, как волчок – и остановилась, прежде чем стало неприятно, – и пузатый шарик заболтался туда-сюда за спиной, пока Эмили, смеясь, длинными комичными па пересекала двор. От ветра у нее текло из носа и слезились глаза, но она не удосужилась вытереть стекающие по лицу слезы и грязь. Девочки постарше катались на велосипедах по улице, и Эмили, увлеченная игрой, отвечала на их крики тоненьким уханьем.

Мать позвала Эмили в дом – прибыл гость из Лондона. В прачечной, за черным ходом, Эмили вытерла лицо салфеткой, подтянула носки и поправила одежду. Не хотелось, чтобы мать суетилась из-за таких вещей: Эмили нравилось за собой следить. Гостем, как и ожидалось, был ее биологический отец, Иэн Асквит. Эмили слышала его голос в гостиной, слишком громкий, слишком серьезный. Прошлой ночью не сомкнул глаз, говорил он, мозг гудел, как старая машина. Не волнуйся, заверил он мать Эмили, взял билет на дневной поезд.

Эмили обняла отца, и тот, плюхнувшись на диван, поведал, что по дороге сюда думал, как сильно скучает по временам, когда дочери было два годика, как сожалеет о детском лепете, которого больше не услышать из ее уст; Асквит дорожил этими лишенными смысла диалогами с дочкой.