– Ливень снаружи и не думает ослабевать, а впереди ночь длинная. Почему б не скоротать ее, внимая печальной истории о твоем друге? Вот токмо не помешаем ли мы пареньку? Гляди, он уже вовсю носом клюет.

В ответ Мальчик-пастушок, будто бы сразу взбодрившись, энергично замотал белобрысой головой.

– Я тоже хочу послушать, – произнес он едва различимым тоненьким голоском. И, как бы мальчонка ни старался смущенно отвести взгляд, по-видимому, ощущая некоторую вполне объяснимую неловкость в присутствии господ, заметно превосходящих простого крестьянского отпрыска и по статусу, и по интеллекту, утаить неподдельный интерес, легко читающийся в невинных голубых глазах, у пастушка все равно не получалось.

– Хорошо, – изрек Алхимик. – Итак…

История о талантливом Музыканте, поведанная его другом Алхимиком

Мы познакомились лет пять назад. Тогда мой друг был еще совсем юн, но уже подавал большие надежды. Сблизила нас, конечно же, музыка. Я всю жизнь питал к ней слабость, ибо в музыке находит отражение самая прекрасная математическая гармония. Эх, люблю математику. Она позволяет с помощью абстрактного понятия числа, доступного из всех живых существ только наделенному разумом человеку, предельно объективно описать красоту мира вокруг нас. В наших краях подобная мысль способна показаться дикой, а меж тем на востоке математика, именуемая тамошними учеными аль-джабром, достигла немалых успехов. Обозначение неизвестного числа с помощью букв либо иных символов позволяет решать задачи наиболее общего характера. И если бы разнообразные взаимоотношения людей между собой удалось представить в виде математических формул, то затронутая нами проблема определения сущности справедливости вполне могла бы получить однозначное решение. Представьте себе универсальное уравнение, описывающее идеальную гармонию межличностного взаимодействия! Но, увы, мы, как я отмечал ранее, пока от этого слишком далеки. Зато выразить гармонию звуков посредством музыки нам по силам. Ну, по крайней мере некоторым из нас – тем, кому посчастливилось родиться с соответствующим даром. Мой друг таковым определенно располагал.

Как-то раз я находился проездом в Городе и наведался в один хорошо знакомый мне по прошлым визитам трактир. В тот вечер народу собралось мало, и хозяин заведения решил сэкономить на услугах именитых артистов, а потому позвал выступать неизвестного большинству посетителей юношу, некогда подрабатывавшего в том же трактире мойщиком посуды. Скромный молчаливый паренек лет пятнадцати с меланхоличным взглядом и чуть-чуть не доходящими до плеч темными прямыми волосами, одетый в унылые черную рубашку и черные же штаны, мало походил на прочих музыкантов, как правило, стремящихся выделиться из толпы, облачаясь в пестрые наряды и всячески стараясь привлечь внимание публики своим эксцентричным поведением. Помнится, какой-то из местных исполнителей считал необходимым, вырядившись в дорогущее платье расцветки волнистого попугая, взобраться в начале выступления на стол, громко выругаться, хлебнуть вина, смачно отрыгнуть, с силой разбить опустошенную кружку об пол и лишь затем взяться за лютню. Поговаривают, мол, сей выдающийся артист после удачно отработанной ночной смены обязательно просыпался много позже полудня с гудящей головой, подбитым глазом да в компании минимум двух молодых девушек, чьих имен даже не старался вспомнить. Так вот, мой друг вел себя совершенно иначе. В обычных обстоятельствах вы бы едва ли вообще заметили его присутствие, однако стоило юному дарованию прикоснуться к струнам, как тут же на свет рождалось подлинное волшебство, проигнорировать кое сумел бы разве что глухой, и то не факт. А голос! Чистый, ласкающий слух и такой… искренний, наверно. В любом случае ты безоговорочно верил всякому слову, слетающему с уст этого юноши, когда он исполнял очередную чарующую вокальную партию.