Большую роль в камлании играли песнопения шамана, в которых использовался определённый неизменный набор ритуальных формул. Причём существовал набор песен, «принадлежащих» тому или иному духу.
Н.Ф.Познанский в своей книге приводит интересный материал о шаманских камланиях, справедливо утверждая, что именно в них «лучше всего сохранились следы первоначального массового синкретического чарования (танца-заклинания)».
Предоставим слово Н.Ф.Познанскому:
«Прежде всего отметим некоторые из принадлежностей шамана: 1) фантастический кафтан, украшенный массой разных побрякушек, колец и колокольчиков, 2) маска, 3) филиновая шапка (из шкуры филина), 4) бубен. Когда приглашают шамана в юрту к больному, то сюда же собираются соседи. Все размещаются на скамьях вдоль стенок, мужчины с правой стороны, женщины с левой. За сытным и вкусным ужином дожидаются ночи. С наступлением темноты юрта запирается. Чуть светят только потухающие уголья. Для шамана расстилается по середине юрты белая лошадиная шкура. Следует приготовительная церемонии, и на мгновение водворяется мертвая тишина. Немного спустя раздается одинокий сдержанный зевок, и вслед за ним где-то в покрытой тьмою юрте громко, четко и пронзительно прокричит сокол или жалобно расплачется чайка. После нового промежутка начинается легкая, как комариное жужжание, дробь бубна: шаман начинает свою музыку. Вначале нежная, мягкая, неуловимая, потом нервная и пронзительная, как шум приближающейся бури, музыка все растёт и крепнет. На общем её фоне поминутно выделяются дикие крики: каркают вороны, смеются гагары, жалуются чайки, посвистывают кулики, клекочут соколы и орлы. Музыка растет, удары по бубну сливаются в один непрерывный гул: колокольчики, погремушки, бубенчики гремят и звенят не уставая. Вдруг все обрывается. Все разом умолкает. Приём этот повторяется с небольшими изменениями несколько раз. Когда шаман подготовит таким образом всех присутствующих, музыка изменяет темп, к ней присоединяются отрывочные фразы песни. Вместе с этим кудесник начинает и плясать. Кружась, танцуя и ударяя колотушкой в бубен, с пением, лекарь направляется к больному. С новыми заклинаниями он изгоняет причину болезни, выпугивая её или высасывая ртом из больного места. Изгнав болезнь, заклинатель уносит её на середину избы и после многих церемоний и заклинаний выплевывает, выгоняет из юрты, выбрасывает вон пинками или сдувает прочь с ладони далеко на небо или под землю. С. Малов описывает, как в Кузнецком уезде Томской губернии 12 июля 1908 г. ему камлал шаман на счастливое путешествие: „Целый час шаман пел стихи, сопровождая свое пение ударами по бубну. Пение шамана, за невнятностью произношения и заглушаемое грохотом бубна, бывает большею частью непонятно окружающим шамана лицам. Шаман несколько раз вытягивался во весь рост и пел, обращаясь вверх; это означало, что он путешествует где-нибудь наверху, по горным хребтам; по временам же он распевал, наклонившись близко к земле. Во время камланья, по словам инородцев, шаман, смотря по надобности, ездит верхом на щуке, налиме и бодается с быком в море“. Вот каков характер и обстановка камлания»[10].
Датский исследователь Арктики, путешественник, этнограф Расмуссен записал рассказ одного эскимоса: «Мы боимся! Мы боимся непогоды, с которой должны бороться, вырывая пищу у земли и моря. Мы боимся болезни, которую ежедневно видим около себя. Мы боимся мёртвых людей и душ зверей, убитых на лове. Вот почему предки наши вооружались старыми житейскими правилами, выработанными опытом и мудростью поколений…»