Карпов сел обратно в кресло и несколько раз покачал бутылку из стороны в сторону, наблюдая, как перекатывается по стенкам стеклянного сосуда коричневатая маслянистая жидкость. Он уже снова собирался припасть губами к горлышку бутылки, как неожиданно в его голове отчетливо прозвучала вроде бы совершенно банальная, но ставшая крылатой фраза, сказанная артистом Смирновым в фильме «Операция «Ы»: «У вас на стройке несчастные случаи были?.. Нет?! Будут!»

И тут же перед глазами Карпова предстала следующая картина. Доверчивый кроткий священник входит в камеру к убийце, который, поначалу прикинувшийся невинной овечкой, неожиданно набрасывается на ничего не подозревающего попа и в два удара отправляет его на небеса. В камеру врываются два плечистых охранника, избивают зэка резиновыми дубинками, но, увы, батюшку уже не вернешь. Ведь предупреждали же его – клиент нервный, вспыльчивый, непредсказуемый, может ненароком и зашибить! А он не послушал, упрямец… Какое несчастье, ай-яй-яй, но теперь уже ничего не поделаешь, пора заказывать деревянный ящик и вызывать другого попа, чтобы прочитал отходную по невинно убиенному. Жаль только, что Жихарев поздно позвонил! Лучше бы было, если бы он, Карпов, не предупреждал священника о буйном норове Маховского, а просто сообщил о просьбе заключенного исповедоваться. И не беда, что этот засланный поп когда-то был капитаном ВДВ и служил в спецназе – против двухметрового детины из камеры номер семьдесят два таких можно выставлять целую дюжину. Только не подведи, Маховский, не подведи!

Полковник так обрадовался внезапно созревшему в его голове плану, что тут же с жадностью припал к зажатой в руке бутылке коньяка и не отрывался от нее до тех пор, пока по меньшей мере стакан горячительной жидкости не влился в его желудок. Взвинченные нервы моментально успокоились. Карпов поставил бутылку с остатками коньяка обратно в шкаф, уверенной походкой пересек просторный кабинет, сел в свое «директорское» кресло и снял трубку внутреннего телефона.

– Соедини меня с отцом Павлом, – приказал он дежурному сержанту, чиркнул колесиком зажигалки и закурил. – Отец Павел? Карпов говорит. – Он постарался, чтобы его голос звучал так же спокойно, как во время недавнего разговора со священником. – Я немного подумал и решил, что мне все-таки не стоит вмешиваться в дела церкви и запрещать вам встречаться с заключенными. Отныне вы можете посещать любого из тех, кто попросил об этом у охраны. Естественно, согласовав этот вопрос предварительно со мной. Так, для порядка. Режимное учреждение как-никак!

– Спасибо, Олег Николаевич, – ответил я, несколько удивленный неожиданной уступкой полковника. – Так, значит, завтра я могу…

– Можете, можете! – поспешил согласиться Карпов. – Но только помните о моем предупреждении и не задерживайтесь у него слишком долго. Не забывайте: автобус в Вологду уходит в двенадцать часов. Правда, если вы передумали…

– Нет. Я поеду.

– Тогда заранее желаю приятного отдыха. – Полковник уже хотел повесить трубку, но я помешал ему, спросив о возможности утреннего посещения заключенного номер сто двадцать один.

– Прошлый раз я обещал ему, что на днях обязательно зайду. Тогда, сразу после его попытки самоубийства, наша беседа носила довольно поверхностный характер.

– Если вы считаете, что это необходимо, то я возражать не буду. После завтрака охрана проводит вас в главный корпус. Всего доброго, отец Павел.

– Храни вас Господь. – Я опустил трубку и задумался. С чего это вдруг полковник так резко изменил свое, казалось бы, твердое намерение не допускать меня в камеру к Маховскому? Нет ли здесь какого подвоха?