– Эти… люди, что находятся здесь, они работают?

– Конечно. Некоторые, правда, отказываются это делать. Но на сей счет у нас есть утвержденная департаментом мест заключения инструкция, которая разрешает использовать особые методы убеждения.

– Какие же? Избиение? Принудительная голодовка? Или, может быть, карцер с водой?

– Всякие, отец Павел, всякие! – хмыкнул Карпов. – Все зависит от конкретного случая. Разные люди, разные методы. Главное, чтобы результат был…

– И в чем заключается работа, выполняемая заключенными?

– Вот мы и пришли, – проигнорировав мой последний вопрос, произнес полковник.

Мы приблизились к концу коридора. За очередной железной решеткой находилась выкрашенная в зеленый цвет дверь, с большим «глазком» посередине.

– Здесь начинается тюремный блок, – сообщил, нажимая на кнопку пульта, полковник. – Всего их два. Второй находится этажом выше. Там сидят наиболее смирные. А те, что здесь, – от них можно в любой момент ждать сюрпризов!

Мы прошли решетку. Тут же щелкнул замок в зеленой двери, и она распахнулась. В проеме стоял здоровенный охранник.

– Как сто двадцать первый, Дима? – поинтересовался, не глядя на охранника, Карпов.

– Доктор все еще у него, товарищ полковник, – сообщил парень, захлопнув за мной дверь.

Охранник присоединился к нам, разглядывая меня с неприкрытым любопытством. Не каждый день на Каменном появляется человек в рясе священника. Несколько впереди, возле одной из железных дверей, стоял еще один кедровец, высокий светловолосый громила с лицом профессионального киллера. Он тоже посмотрел на меня с удивлением. Полковник остановился и сразу же посмотрел на меня.

– Честно сказать, отец Павел, я не знаю, как должна проходить встреча сексуального маньяка со священником. Здесь ваша вотчина. И хотя в отличие от многих других заключенных этот – совершенно безобидный в плане возможной агрессии, но я все-таки рекомендовал бы вам взять одного из ребят. Так, на всякий случай.

– Спасибо, полковник, но в таком случае встреча становится бесполезной. Что же касается агрессивности, то можете за меня не беспокоиться. Господь не допустит, чтобы кто-либо из этих людей поднял руку на священника. – Я перекрестился. – Но, конечно, пусть кто-нибудь из охраны будет неподалеку.

– Дело ваше, отец Павел, – пожал плечами Карпов. – Формально я не несу за вас ответственности. У нас, как известно, церковь от государства отделена. Поступайте, как считаете нужным. Охрана будет рядом. Там, в камере, возле двери, есть звонок. Нажмите его, в случае чего. Саша, открывай! – Полковник кивнул парню, и тот, шагнув к стальной двери, повернул ручку двери один раз вправо, один влево и еще дважды вправо. Дверь камеры номер сто двадцать один медленно открылась, и я вошел внутрь.

Прислонившись спиной к стене, на стоящей в углу камеры кровати полусидел-полулежал необычайно худой человек. Он был одет в серо-черную полосатую робу. Его волосы были похожи на паклю, лицо выглядело совершенно безжизненным из-за кожи цвета пергамента. Глаза, отрешенно смотрящие куда-то перед собой, в одну точку, были почти бесцветными. Плотно сжатые, прокусанные до крови синюшные губы медленно подрагивали. Заключенный сидел на съехавшем набок матраце, обнажавшем металлический лежак кровати, и тихо поскуливал. Левый рукав его полосатой робы был закатан, а на его желтоватой руке белым пятном выделялась только что наложенная тугая повязка. На каменном полу лежали стянутые с постели одеяло и подушка, перепачканные кровью.

Рядом с кроватью, спиной ко мне, стоял невысокий коренастый человек и укладывал в чемоданчик медицинский жгут и пузырьки. Он был одет в короткий белый халат явно не первой свежести. Услышав щелчок открывшегося замка, человек обернулся и посмотрел на стоящих по ту сторону дверного проема людей. Движением указательного пальца он сдвинул на кончик носа очки и обратился к полковнику Карпову, все еще стоящему в дверях камеры.