Он падает и с ужасом наблюдает, как вырастают внизу расколотая крыша невысокой башни и буйные грассовые кусты, облепившие края разлома. Слышит треск ломающихся веток, чувствует удар и гасящую сознание боль… Успевает еще увидеть, как вместе с краем крыши он падает в разлом и как вызванный столкновением обвал уносит его все глубже и глубже в чрево рассыпающейся башни. А потом окончательно проваливается в черноту.
Сон кончился. И он не умер. Почему он не умер? Он хочет умереть. Он так хочет умереть! Не будет боли. Не будет страха. Ничего не будет. Почему он должен страдать? Почему столько лет? Почему он с ним так поступил? Почему? Почему-ууу?! У-у-у!!!
Глава 4
Дэмьен проснулся от воя. Он бросился к окну, к двери, выглянул в коридор… И покрылся холодным потом, осознав, что эти жуткие звуки раздаются лишь в его сознании, а точнее, в Комнате. Сердце еще не успокоилось после ночного кошмара, а тут еще это… Нет, разумеется, это был не кошмар. Просто память сыграла с ним скверную шутку, во всех подробностях преподнеся события одиннадцатилетней давности. Разгневанный консул, побег, падение, смерть… Почти смерть. Однако тогда он не сомневался, что жизненный путь его окончен, толком не начавшись. Что же касается воя…
– Доброе утро, Дэмьен, – дядя вошел, едва ли раз стукнув по двери ради сохранения приличий. – Ну и горазд же ты спать! А я с утра к тебе с сюрпризом.
Он бросил на стол конверт, скрепленный черной государственной печатью.
– Насколько я понимаю, это твое назначение. Не хочешь вскрыть? Даже мне, признаюсь, любопытно, на что подписал тебя Квентин.
Дэм через силу подошел к столу и, стараясь игнорировать завывания в своей голове, взял со стола конверт. Потом взломал печать, достал лист назначения и, быстро пробежав глазами подписанный витиеватым росчерком документ, швырнул его на кровать.
– Да он издевается! Министр сельского хозяйства?! – возмущение и непонимание были таковы, что даже непрекращающийся вой слегка поутих. – Дядя, ты же говорил, что он параноик, а не идиот!
– Вот именно, параноик! – Бертран мигом растерял свой добродушно-шутливый настрой и, вплотную подойдя к Дэму, прошипел: – Сегодня утром он едва не отправил на казнь половину своей охраны. Видите ли, ночью ему что-то почудилось. И хвала Триединому, что тебе подписали назначение, а не еще один смертный приговор.
– Думаю, он все-таки подписал смертный приговор. Сельскому хозяйству, – нервно хохотнул Дэмьен и, поморщившись, потер виски.
– Что? – Бертран обеспокоенно пытался заглянуть в глаза племянника.
– Дядя, прости за странный вопрос… Ты уверен, что наш заключенный – человек? Не могло быть ошибки или саботажа с подменой сознания?
– В чем дело? – Бертран насторожился, как охотничий пес.
– Он… воет. Просто воет. Ни одного слова. Ни намека на… человекоподобие.
– Значит, я был прав, – покачал головой старый тюремщик. – Твоя незавершенная Комната позволит нам поговорить с ним.
– Боюсь, что говорить будет не с кем, дядя, – Дэм еще раз потер виски. Вой нарастал волнами, то затихая, то снова набирая силу. – Думаю, он просто чокнулся. Полтора века заключения и… пыток. Нет сознания, чтобы могло вынести такое и не сойти с ума. Обычно не знаешь, как день продержаться, а здесь…
– Пока рано делать выводы, племянник. Ты ведь слышишь вой всего ничего. Может быть, это последствия перевода. Мы не знаем. Мы никогда не слышали его. Камеры надежно все изолировали. Только один раз мой дед говорил, что услышал… Когда Палач…
Бертран осекся, на секунду прикрыл глаза и, впившись в племянника цепким взглядом, спросил:
– Что ты имел в виду?