Когда с полей собирают урожай, деревня перестаёт спать. Всё работает круглосуточно: комбайны косят пшеницу и засыпают зерно в самосвалы, а те увозят его на ток [это такое место, где зерно хранят, сушат и очищают от шкурок, чтобы потом его можно было перемолоть в муку].

В это время все сельские жители трудятся не только где обычно, но и в других местах, чтобы поскорее собрать и подготовить урожай к переработке. Ведь он может испортиться где угодно и от чего угодно: в поле – от дождя, на складе – от сырости и крыс, караулящих его на подходе большими стаями. Если сделать всё быстро, то сухое и чистое зерно приедет на фабрику, где его превратят в муку, хлопья или сложат в пакетики, из которых можно варить кашу. Ну а если проспать хотя бы ночь, то сырость и грызуны быстренько сделают своё дело.

Дед собирался идти на ток в ночную смену. Он сидел на кухне и молол кофе. Кофемолка хрустела и поскрипывала, с трудом перемалывая зёрна. Из колонки какой-то дяденька нудно и монотонно читал книжку.

– Дай, я попробую, – попросил Тёпа.

Взяв кофемолку, он с усилием повернул ручку на пол-оборота, потом ещё раз и вернул Деду. Тот продолжил крутить её так легко, будто и не было внутри твёрдых ароматных зёрен.

– Зачем ты мелешь кофе руками? Есть же электрическая кофемолка. Вжик – и готово!

– Так вкуснее.

– Какая разница?! Смолол, и всё!

– Ну, вот скажи, есть ли разница: ты выиграл соревнования и получил медаль или пошёл в магазин и купил точно такую же?

– Ещё бы! Главное же не медаль, а то, что я победил!

– Вот так и тут. Когда видишь результат своего труда, он всегда важнее и вкуснее. Собирайся, пойдём со мной на ток.

Дед сделал бутерброды с маслом и сыром, налил кофе в термос, и они с Тёпой пошли: сначала до конца деревни, а потом через поля до огромного ангара, над краем которого высилась ещё более огромная сушка. Смеркалось, прохладный ветерок то и дело срывался со столба или дерева, забирался под рубашку, пускал по спине стайку мурашек и улетал обратно – ждать следующего прохожего. Чуть поодаль от тока мрачнело кладбище. Даже солнечным днём оно выделялось тёмным пятном на краю леса, а уж в сумерках выглядело совсем зловеще.

– Тебе не страшно ночью одному на току?

– А чего там страшного?! – Дед обратил внимание, что внук смотрит в сторону кладбища. – Они ж все мёртвые!

– Вот это-то и страшно! – ответил Тёпа и поёжился.

– Знаешь, я немало повидал мертвецов, – задумался Дед. – И ни один из них не представлял ни малейшей опасности. Другое дело – живые. С ними надо быть начеку. Бывают такие, что пострашнее целого кладбища. К тому же я на току не один.

– А с кем?! – удивился Тёпа.

– С крысами! Знаешь, сколько их там? Только успевай разгонять!

Тёпа снова поёжился. Он начинал жалеть, что согласился пойти с Дедом в ночную смену. Смотрел бы сейчас телек, попивал молоко с хрустящей горбушкой, а не это вот всё.

Оказавшись внутри, он тут же забыл о грустных мыслях! Ангар, в котором хранилась пшеница, был огромным. Вокруг лежали кучи зерна высотой в два, а может быть, даже и четыре человеческих роста. Дед поздоровался с кладовщиком, тот ему что-то сказал, показывая пальцем на разные кучи. К одной они подошли поближе, Дед запустил в неё руку, просеял зёрнышки сквозь пальцы и кивнул. Потом они все вместе отправились в каморку, где взрослые сначала листали и подписывали бумаги, а потом кладовщик пожал Деду руку и ушёл. Помещение казалось достаточно просторным. В нём стоял стол с чайником, диван и было огромное окно, через которое просматривался весь ангар. Дед налил кофе: себе чёрный, а Тёпе разбавил молоком – и они перекусили бутербродами. Вскоре приехал первый самосвал. Дед указал ему путь по ангару, место, куда выгрузить зерно, и подписал документы. Следом пришёл второй, затем третий и так до тех пор, пока Тёпа не начал засыпать и не сбился со счёта.