– Вы в порядке? – спросила медсестра, следя за выражением ее лица.

«Никто не увидит, как я плачу», – пообещала себе Леда, сглатывая слезы.

– Конечно, – выдавила она ровным голосом.

В реабилитационном центре Леда обрела некоторое утешение: не благодаря своему бесполезному психиатру, а с помощью медитации. Почти каждое утро она сидела со скрещенными ногами и повторяла мантры, которые произносил нараспев гуру Вашми. «Пусть смысл наполнит мои действия. Я сама – наилучший союзник себе. Я помогу себе сама». Время от времени Леда открывала глаза и искоса смотрела на других девушек в шатре, окутанных лавандовой дымкой. Терзаемые своими мыслями, словно загнанные сюда, они слишком боялись покинуть центр. «Я не такая», – повторяла себе Леда, распрямляя плечи и закрывая глаза. Она не нуждалась в лекарствах, по крайней мере не так, как эти девушки.

До Башни оставались считаные минуты лета. От внезапного прилива волнения у Леды скрутило живот. Готова ли она вернуться и встретиться лицом к лицу со всем, что вывело ее из равновесия?

Правда, Атлас так и не приехал.

Леда закрыла глаза и пробормотала несколько слов, отдавая команду на линзы перейти к входящим сообщениям: она беспрерывно проверяла их с тех пор, как утром покинула реабилитационный центр и снова получила доступ к сервису. В ушах зазвенело от трех тысяч полученных сообщений: приглашения и видеооповещения лились каскадом, словно ноты симфонии. Такое внимание странным образом утешало Леду.

Поверх всех сообщений появилось новое, от Эйвери. «Когда ты вернешься?»

Каждое лето родители брали Леду в ежегодную поездку «домой», в самую глушь Иллинойса.

– Наш дом в Нью-Йорке, – возражала Леда, но родители ее не слушали.

Леда искренне не понимала, зачем они ездили туда из года в год. Сумей она добиться того же, что они, – сразу после свадьбы переехать из Данвилла в Нью-Йорк и с момента открытия Башни пробиваться наверх, до престижных верхних этажей, – то никогда бы не стала оглядываться на прошлое.

Однако каждый год родители упрямо возвращались в родной городок и останавливались у бабушки и дедушки Леды и Джейми, в далеком от технического прогресса доме, где имелось лишь соевое масло и замороженные полуфабрикаты. Ребенком Леда даже любила эти поездки, казавшиеся новым приключением. Повзрослев, стала уговаривать родителей ехать без нее. Леду больше не прельщала перспектива проводить время с двоюродными братьями и сестрами, с их дешевой одеждой из магазинов и с жутковатыми глазами без линз. Но сколько бы она ни протестовала, избежать поездки никогда не удавалось. До этого года.

«Я уже вернулась!» Леда проговорила сообщение вслух и кивнула, чтобы отправить.

В глубине души она знала, что должна рассказать Эйвери о Сильвер-Бей: в реабилитационном центре много говорили об ответственности и о том, чтобы обратиться за помощью к друзьям. Но от одной мысли поделиться случившимся с Эйвери Леда вцепилась в сиденье так, что побелели костяшки. Нет, она не раскроет свою слабость перед идеальной лучшей подружкой. Конечно, Эйвери будет вежлива, но в мыслях все равно осудит ее и станет смотреть другими глазами. А Леда не сможет этого вынести.

Эйвери уже кое-что знала: что Леда время от времени принимала ксенпергейдрен перед экзаменами, чтобы обострить ум… и что несколько раз она прибегала к более сильным препаратам вместе с Кордом, Риком и прочей компанией. Но Эйвери понятия не имела, как далеко это зашло к концу года, после поездки в Анды, и определенно не была в курсе того, как подруга провела лето.

Вот и Башня. Коптер пьяно качнулся перед входом на посадочную площадку семисотого этажа. Даже при наличии стабилизаторов его пошатывало из стороны в сторону на штормовых ветрах, бушующих вокруг Башни. Совершив последний рывок, аппарат замер внутри ангара. Леда высвободилась из кресла и следом за родителями протопала вниз по лестнице. Мама уже кому-то звонила – возможно, сплетничала о неудачной сделке.