– Тише, детка! – Слышу совсем рядом встревоженный голос Глеба. – Прости меня, прости.

Он прижимает меня к себе, гладит по волосам. Я все-таки даю волю слезам, но от размеренных движений мужчины мне становится лучше. И скоро я затихаю в его объятиях, убаюканная равномерным биением его сердца.

Спать мы ложимся прямо на полу рядом с очагом. Я доверчиво сворачиваюсь в клубок у мужчины под боком, радуясь, что боль отступает. Засыпаю я мгновенно.

К реке мы вышли через пару часов после рассвета. Было страшно холодно. Густой туман окутывал Заповедник, и от этого делалось особенно жутко. От утренней росы ботинки моментально промокли, а фуфайка отсырела, мигом прекратив греть. Я плелась сзади и тряслась от холода, надеясь только на то, что Глеба гораздо больше интересует потерявшаяся в тумане тропа.

Он не выдержал, конечно же.

Рявкнул ругательство, от которого я подскочила, и ухватил меня за шиворот, притягивая к себе.

– Детка, – прорычал Глеб, тряхнув меня как котенка. – Что мне нужно сделать, чтобы ты перестала трястись? Подумай хорошенько!

Видимо я подумала что-то не то. Потому что он прижался горячими губами к моему рту, и мне сразу сделалось нестерпимо жарко. Кровь прилила к щекам, заставим испуганно отшатнуться. В то же мгновение я оступилась и повалилась на землю. Глеб больше не держал меня. Только смотрел задумчиво. Я не хотела вставать. Хотела лежать так вечно, пытаясь найти выход в густом тумане, в которой теперь превратилась моя жизнь.

Заметная одному только Глебу тропинка привела нас к небольшому песчаному пляжу, спрятанному в высоких зарослях камыша. Лёгкая плоскодонка обнаружилась не сразу. Наконец Глеб довольно крякнул, и, скинув ботинки и закатав штаны, зашел по колено в воду. Подтолкнул маленькое суденышко к берегу. Вернулся на берег, подхватил меня на руки, усадил на носу и вручил рюкзак. Следом забросил ботинки и забрался сам, отчего лодку слегка качнуло. Оттолкнулся широким веслом от берега, выводя плоскодонку из укрытия.

Даже на середине реки течение здесь было тихим, почти незаметным. Идеальное место для переправы. Скинув куртку и подставив спину полуденному солнцу, Глеб сидел на корме и лениво работал веслом. В распахнутом вороте его исподней рубахи я видела, как от этих размеренных, неторопливых движений бугрятся стальные мышцы на его груди, и мои щеки заливались краской. Он видел мое смущение, конечно. И только усмехался, не спеша прийти мне на помощь.

Небо, как случилось, что я сходила с ума от одного только вида мужчины, которого панически боялась еще пару дней назад?

Спустя полчаса мы причалили на противоположном берегу чуть ниже по течению. С глухим стуком лодка зарылась носом во влажный песок и замерла. Подхватив ботинки, Глеб спрыгнул на берег. Подал мне руку, и я вцепилась в нее ледяными пальцами. Он помог мне спуститься и, подмигнув, легко коснулся запястья губами. Я поспешно отвела взгляд. Послышался сдавленный смешок, но я не спешила улыбаться в ответ.

Мы устроили небольшой привал прямо на узкой полоске пляжа. Наспех перекусив вяленым мясом и галетами, Глеб протянул мне флягу с водой. Пока я пила, он сладко потянулся и внезапно сделал стойку на руках. С некоторым удивлением я заметила, что на этом берегу Глеб чувствовал себя более свободно. Из светлых глаз ушла постоянная настороженность. А походка сделалась более плавной. И завораживающе мягкой. Здесь он был на своей территории. Здесь он еще больше стал похож на хищника.

Глеб забросил на плечо рюкзак и махнул мне рукой, предлагая следовать за ним. Я поднялась, отряхивая песок с изрядно потрепанных брюк. Одернула фуфайку и кинулась вдогонку. Очень скоро я почувствовала, что начался подъем. Почва под ногами стала более каменистой, а деревья сменились непроходимыми зарослями кустарника. Глеб шел, не сбавляя темпа и не делая остановок, но я довольно быстро приноровилась к его шагу. Хотя подниматься в гору на протяжении нескольких часов было изматывающе тяжело. Даже для меня, привыкшей к тренировкам у стража Лероя. До заката оставалось совсем немного времени, когда мы уткнулись в высокую неприступную скалу. Удивленно посмотрела на своего проводника, тот только произнес, тихо посмеиваясь: