Никогда, чтоб не скиснуть судьбой, не дружись.
310
Отчего у меня так болит голова?
Либо в ней не найдут свой порядок слова,
Либо там пустота, от которой и больно…
Лишь бы этот нюанс не прознала молва.
311
Черепаха под панцирем прячется всласть,
На ежа невозможно так просто напасть,
У меня же отсутствуют иглы и панцирь,
Есть лишь два кулака да над рифмами власть.
312
Прах блудниц превращает в кувшины гончар,
А затем их несёт продавать на базар:
И при жизни блудницы собой торговали,
И, уйдя в мир иной, предстают как товар.
313
На Земле сто веков нам прожить не дано.
Не от этого ль пьёте безмерно вино?
Можно литрами пить или даже морями,
Всё равно ничего не изменит оно.
314
Открываешь любой азиатский дастан —
И встречаешь не раз «кипарисовый стан».
Но куда подевались у девушек плечи,
Или низ воспевали поэты тех стран?
315
Бояться смерти надо ли нам, братья?
Нас всё равно сожмут её объятья.
Так стоит ли тревожиться о ней
И требовать от вечности заклятья?
316
Не ведьма ты по жизни и не фея.
Но кто же ты – наследница Морфея
Иль буря, освятившая в песках
Летучие останки суховея?
317
Ничто к нам не приходит без вреда —
Ни солнца луч, ни талая вода.
Но более всего меня волнует —
Мы с этим миром катимся куда?
318
Языку предоставив приют,
Не давай ему вольный статут:
Что ты сам о себе разболтаешь,
Тем земляне тебя и побьют.
319
От истины мы слишком далеки
И распускаем злые языки.
Доступных баб мы грешницами кличем.
А кто грешит-то с ними? Мужики!
320
В любом откровении виден дефект,
Он в том, что рассчитан на внешний эффект,
Но все покупаются хлёсткостью фразы —
И это печальный для смысла аспект.
321
За строфы твои не дадут ни шиша —
Разумные мысли не стоят гроша, —
Но могут они стать бессмертными, если
В них вдруг обнаружится Бога душа.
322
Пусть дева тебе отказала вчера,
Но время идёт, и настанет пора,
Когда одержавшая верх недотрога
Поймёт, что проиграна ею игра.
323
Сопротивляться ты любви моей решилась,
Хотя вчера сама от бурь в крови томилась.
Иль вздумалось тебе забаву предпринять —
Немного поиграть и сдаться мне на милость?
324
Если только болтать ты по жизни привык,
Доведёт до беды тебя буйный язык;
Должен ум контролировать слов изверженье,
А иначе петля потревожит кадык.
325
У древней столицы забытого мира
Лежали останки былого кумира;
Их ветер один хоронил и молчал
О тайных итогах порочного пира.
326
Она обернулась – и я обернулся,
Она улыбнулась – и я улыбнулся,
Пошли мы навстречу друг другу, но тут
Я по непонятной причине проснулся.
327
Заброшенный дворик, облупленный дом
Поведали мне о былом не моём:
Жила здесь девица, красивая очень,
Погибшая ночью, изведав содом.
328
Умеренным в желаньях будь и в пище,
Не захламляй богатствами жилище,
Крепи свой дух и помни, что корабль
Утонет, если в нём пробито днище.
329
Чем занят графоманчик при свече?
Находится губами на плече
Прыщавой девы, думая о том,
Как сесть на шею этой каланче.
330
Не надо мне, товарищи, врачей,
Пришлите лучше сразу палачей:
Устал я от всего – луны и солнца,
И рифм, и дев, и плачущих свечей.
331
Когда взойдёт последняя луна,
Покажется мне горестью она:
Не знаю, что, но что-то мне подскажет,
Что жизнь моя уже завершена.
332
Не видеть, не слышать, не знать, не хотеть
Ни жить, ни любить, ни спать и ни бдеть,
А только летать на коне в поднебесье
И там в полужизни найти полусмерть.
333
Есть у младенцев милая черта —
Не нужно им на свете ни черта,
Когда есть грудь наполненная мамы,
Пока туманна разума черта.
334
Я собирал упавшие каштаны,
Когда ко мне приблизились шайтаны:
«Зачем их собираешь?», – был вопрос.
«Да для свиней, укутанных в сутаны».
335
Мне не понятно, как, имея мозг и руки,
Ты можешь умирать средь бела дня от скуки: