– Завтра я не приеду, – сказал он, когда мы сели в машину. – В восемь тридцать к отелю подойдет автобус, который вас отвезет на работу. В шесть вечера вам следует найти автобус с номером пять, он развозит всех сотрудников центра по отелям и квартирам.

Ну, и ладно! Ясно, что персонального автомобиля я еще не заслужил.

– Рассказывай! – Рыжий отставил свою тарелку и повернулся ко мне.

Мы вчетвером сидели в ресторане за одним столом, разглядывая свои тарелки, в которых поверх риса чернели кусочки жареных баклажанов.

– Что ел на обед?

Тут ко мне повернулись все.

Я рассказал.

– Про соус подробнее, – попросила Мэри.

Я рассказал про соус.

– Ананас был? – спросил Джон.

– Да, нарезанный кусочками.

– Сволочи! Вот так тебя купили! – вздохнул Джон. – А мы сегодня целый день корячились на жаре, подрезали кусты. Теперь я всю жизнь буду ненавидеть самшит.

– А ты как? – спросил я Мэри.

– У меня десять комнат для уборки. Главное – не скручивать полотенца в лебедей, тогда можно управиться до обеда, когда все на пляже. После обеда я свободна, но в это время самая жара. Я просидела в комнате под кондиционером. На море пойду после ужина.

– Что за работа у тебя? – спросил меня Рыжий.

Я замялся.

– Восемь часов за компьютером не вставая. С непривычки тяжело, остальные сидят, будто им приклеили задницы к стульям.

– Подробности можно?

Я покачал головой.

– Нет.

– Да и так ясно, – усмехнулся Джон. – Небось приказали рыскать по соцсетям в поисках крамолы.

– Нет.

– Ладно, – Рыжий хлопнул меня по плечу. – Мы понимаем. У тебя, наверное, режим построже, чем у нас.

– Да, – согласился я. – Вход в здание в девять, выход в шесть. Три перекура и обед.

– Хотел купить в нашей лавке чипсы, а моя кредитка не сработала, – сказал Джон. – Империалистическое зло. Наличных у меня пятьдесят долларов, а зарплата через две недели. На этой диете, – он ткнул вилкой в рис, – я протяну максимум дней десять.

– Сотню могу подкинуть, – сказал Рыжий. – Потом отдашь.

– Благодетель ты наш, – вздохнул Джон.

Мы перешли к кофе.

– Я говорила с одной горничной, – сказала Мэри, отставляя свою чашку. – Ну и дерьмо они варят! – Она поморщилась. – У нее муж военный, он уже три дня дома не ночует. Их держат в казармах.

– А она не сказала, почему? – лениво поинтересовался Джон.

– Нет.

– Лучше бы сказала, когда все это закончится. Тогда, может, начнут нас лучше кормить.

– Не хлебом единым, – Рыжий допил кофе и поставил чашку на стол. – В трудные минуты читайте Библию.

– Утешил, – буркнул Джон.

В холле меня поймал Хосе. Он схватил меня за руку, долго тряс, поздравил с успешным первым днем на работе.

– Откуда ты знаешь, что день был успешным? – меня почему-то разозлило его поздравление.

– Армандо посмотрел твои коды, написал служебную записку, отметил твой высокий профессионализм.

Я не посылал Армандо никаких кодов. Значит, он видит, чем я занимаюсь. Все под контролем.

Вечер я завершил в баре. Остальные пошли на пляж купаться. Я пил разбавленный ром и пытался ни о чем не думать. Над барной стойкой работал телевизор. Я узнал о новом указе Сеньора Гобернанте: принимать душ каждое утро, но не дольше, чем три минуты. И не употреблять сырой лук и чеснок за завтраком.

Прошла неделя. С первым этапом проекта я справился. Сайтов, где упоминался Сеньор Гобернанте, оказалось подозрительно мало, словно весь мир договорился его игнорировать. Так что второй этап был не нужен – с пятью статьями или комментариями было легко справляться вручную. Программа находила эти статьи, переводила их на испанский и последовательно показывала тексты на экране. Мне оставалось только нажать одну из трех клавиш, и статья отправлялась в соответствующую колонку таблицы. Я ожидал потока критики, обвинений, разоблачений – но вместо этого обнаружил только вялые упреки: отсутствие статистики, торговые ограничения и всякие мелочи, которые едва ли волновали даже самих критиков. Ни одного слова про иностранцев, оказавшихся в плену «вечного счастья». Ни строчки о закрытом аэропорте, о военных патрулях, о ночной стрельбе, что несколько раз будила меня, разрывая душную тьму островных ночей.