Общий улов нашей группы составил 6 сазанов и 1 язь. Всё было по-братски поделено, и даже кое-что довезено до Омска. Родные встречали нас обросших, уставших, но вполне довольных.

Вот так, было время, когда поездка на озеро за триста километров без машины была вполне осуществима. И нужно для этого было только желание, да несколько свободных дней.

У нас с отцом были велосипеды. У меня «Урал», у отца – «Спортивный». Раньше особого разнообразия в марках не было. «Спортивка» отличалась загнутым, как бараний рог, рулём, узенькой жёсткой сидушкой, ручными тормозами и переключателем скоростей на раме. Работал этот переключатель отвратно, и мы им почти не пользовались, довольствуясь одной из средних шестерёнок на ступице заднего колеса.

На велосипедах мы ездили на рыбалку.

Поутру, когда только занималась заря, крутить педали было одно удовольствие. Перед нами лежали пустые дороги, предрассветную тишину не нарушали даже птицы. Так как мы оба были спортсменами, то сразу задавали хороший темп и быстро преодолевали десяток-другой километров до места ловли.

Излюбленным местом один сезон у нас была речка Камышловка в той её части, где она почти впадает в Иртыш.

Там мы отыскали особенное место. Условия были просто идиллическими; вся речка была шириной метров десять, кое-где рос реденький камыш, да плавали на поверхности какие-то водные цветы, покачиваясь от слабого течения. Берега хоть и были крутоваты, но это не мешало комфортно расположиться с удочкой. И самое главное – нам никто не мешал.

Представить такое ныне просто невозможно. Чтобы недалеко от города, на речке, мимо которой ходит дачный автобус, и где ловится хороший карась, не было народа? Сейчас, иногда, уехав и за двести километров, невозможно приткнуться на берегу из-за огромного количества страждущих. Но память возвращает меня к давно ушедшим временам: мы с отцом сидим и смотрим на покачивающиеся на воде поплавки. Над головой поют птицы, тихо гудят редкие комары. И если долго не клюёт, никто не мешает нам переместиться метров на десять вправо или влево и попытать счастья там, потому что больше в пределах видимости никого нет.

Вдруг я настороженно замираю. Отец смотрит на меня вопросительно. Я киваю на свою удочку. Поплавок чуть качается, потом начинает медленно двигаться в сторону. Я хватаю удилище, готовясь подсекать. Поплавок всё ещё ведёт вправо и, наконец, чуть притапливает. Я дёргаю вверх. Есть!

Карась сопротивляется отчаянно, я не могу поднять его сразу, поэтому тащу к берегу сквозь водоросли, рискуя упустить. Но снасть выдерживает, серебряный трофейчик вылетает на зелёную траву. Хороший!

«Ла-а-апоть!» – восторженно приговаривает отец, подбегая к добыче и снимая рыбину с крючка. – «Ла-а-апоть! Лапотёночек!». Он искренне рад за меня, а я стою и счастливо улыбаюсь.

Почему то, почти всегда, я облавливал отца. Причём это нисколько нас не напрягало, как не напрягает меня и ныне, когда мы рыбачим с Алисой (отца уже давно нет в живых). Не было у нас ни духа соперничества, ни зависти, мы просто радовались успехам друг друга и никогда не задумывались о таких само собой разумеющихся вещах.

Иногда нас с отцом вывозили на рыбалку, как белых людей, на автомобиле.

Один раз его хороший друг, бывший воспитанник, только что купивший «Запорожец»9, и желая продемонстрировать нам столь потрясающую воображение машину, завез нас на хмурое озеро Надеждино.

В другой – благодарный грузин, решивший засвидетельствовать своё расположение, так как его сын занимался футболом в команде отца (где тренировался и я). Так уж у них, у восточных людей, было принято.