Украсив дорогу прожитой жизни предупреждающими и подбадривающе-вдохновляющими знаками, Александр Петрович Дозин начал глобальное целенаправленное планирование своей жизни: сколько лет прожить, что успеть сделать и, самое главное – когда и как ему лучше умереть. Дозин не хотел оставлять сюрпризам место…

Глава 4

Правый локоть Семена Ерофеева, татуированный синей «паутинкой», слабо завибрировал, после чего в гарнитуре, вставленной в его уцелевшее ухо, сработало голосовое напоминание, установленное им на случай, ежели слишком сильно развезет на июльской жаре двадцатого числа, и он забудет о праздновании «Дня Перуна». Яробой однако ничего не забыл, и потому слегка раздраженно бросил в микрофон лайфпрофиля, согнув руку: «Отбой!»

На самом деле, националист Семен быстро заводился, но был отходчив. Если глубоко копнуть, внешняя агрессия его (да и не только его) – лишь патологически гипертрофированная превентивная мера психологической защиты, тогда как сам он, являвшийся адептом родноверия, глубоко внутри уважал соотечественников-старцев.

В квартиру после того памятного «лифтового» конфликта с Дозиным Яробой заходил с едва ли до конца осознанными чувствами сожаления и досады на самого себя, которые он ощутил бы в полной мере, не будь его психика травмирована и затуманена приемами алкоголя.

Войдя же, Яробой забыл и думать о постороннем, целиком и полностью сосредоточившись на предстоявшем ритуале: нужно было украсить капище Перуна и приготовить жертвенное оборудование.

В конце прошлого века родноверы черпали крупицы обрывочных знаний из книг и газет наподобие тех, что продавали у стен Исторического музея седобородые, с хитрыми глазами и длинными власами старцы, у которых под неоязыческой выкладкой печатной продукции обычно скрывалась фашистская пресса.

Теперь же биотехнологии развились до такой степени, что позволяли извлекать самые необходимые сведения, не отрывая пятую точку от стула: достаточно было всего лишь согнуть правую руку в локте и произнести в лайфпрофиль соответствующий запрос. Отплевываясь, фыркая и брызгая себе на лицо, Ерофеев вымыл руки, вытерся полотенцем и прошел в свою комнату, где, сев на стул, нашептал в сгиб локтя следующее:

– Нужна информация о праздновании «Дня Перуна»! Еще раз: что делать и как…

Через секунду перед взором Семена материализовалась последовательность голограмм, и голос в гарнитуре просветил его, какие существуют варианты празднования.

Ерофеев выбрал то, что было близко лично ему, и приступил к подготовке, видоизменяя под себя традицию.

Когда всё было готово для ритуала, он водрузил на жертвенник самолично сшитое им тряпичное чучело птицы – набитую всякой ветошью и раскрашенную черной и серой красками недоворону – и торжественно гаркнул, воздевая к потолку глаза, руки и атам:

– Перуне! Вми призвающе тя!

Правую руку с зажатым клинком Ерофеев вновь согнул в локте, и хриплым от возбуждения голосом обронил:

– Пошла голограмма!

Тряпичная кукла ожила и превратилась в реалистичную фигуру вороны. Птица стала чистить перья, растеряно переступая короткими лапками. Яробой, схватив большой сачок, обездвижил ее, поставив в качестве гнета на рукоятку сачка полуторапудовую гирю, принесенную заранее. Ворона попыталась было вырватся из плена, но, само собой, ничего у нее не вышло.

Всё так же голосом через лайфпрофиль Семен активировал музыкальные колонки, стоявшие по углам комнаты, и в помещении фоном негромко зазвучала песня «Стенка на стенку» группы «Аркона».

Семен продолжил ритуал. Следовало определить, какая жертва угодна громовнику: живая, или же мертвая? Подбросив к потолку нож, Ерофеев увидел, как тот при падении слегка вонзился в половицу. В соответствии с обрядом, жертву срочно нужно было «умертвить».