Марфа Ильинична хмыкает. Сумасшедшая девица с длинными кошачьими волосами громко хохочет. И лишь Дантесса сохраняет спокойствие. Остальные же, неизвестные мужчины и женщины, человек восемь, смотрят на Эллу с осуждением. Кому нужен ещё один непослушный ребёнок, когда в доме и так бардак?

– Ты опоздала, – Марфа Ильинична стискивает тонкие губы и надувает щёки так, будто вот-вот лопнет.

– Извините, сударыня.

Вновь хмыканье и смех чокнутой кошатницы.

– Садись. Полагаю, с Дантессой и Хельгой ты уже знакома.

Элла молча садится напротив, улыбается девушкам и пододвигает к себе тарелку.

– Матильда Андреевна Норкина, – представляется женщина рядом с Эллой. У неё впалые тёмно-синие, как морской котлован, глаза, глубокие синяки и седые, точно иней, виски.

– Моя тётя?

– Предпочитаю быть Матильдой Андреевной, – голос у неё сухой, скрипучий.

– Это Фредерик Андреевич, – кивает на коренастого мужчину в огромных очках-окулярах. – Он совсем плохо видит. Это всё из-за того, что с драконами много времени проводит. Пепел глаза засоряет.

– О, понятно, – поддакивает Элла и исподтишка оглядывается: куда бежать? Драконы, окуляры, кошки в волосах. То ли Элла сходит с ума, спит и видит странные сны, то ли… Но это, конечно же, всё во сне мерещится. Не бывает летающих сарафанов, драконов и тыквенных домиков.

Тётя Матильда перечисляет родственников, но Элла почти не слушает её. Всё ждёт, когда случайный звонок телефона прервёт странный сон.

Потайная дверь в углу, замаскированная картиной, тихо отворяется, и в щель просовывается голова с напомаженными бакенбардами.

– Господин Норкин сегодня не спустится ужинать. Опять гарпия.

Элла чувствует и облегчение, и разочарование. С одной стороны, ей очень бы хотелось увидеть дядю. С другой стороны, он наверняка такой же странный и неприятный тип, как и другие члены семьи. Хотя Дантесса кажется вполне адекватной особой, несмотря на болтовню о левитации. Она сидит, чуть скривившись, как все обычные подростки, в противовес гордым, неестественно прямым тёткам. Хельга и вовсе взобралась на стул с ногами, согнула перед собой колени и уныло ковыряет вилкой, которую вот-вот выронит. Элла чувствует, как напрягается тётя Матильда, стоит ей пересечься взглядом с кем-то из девушек. Особенно её раздражает Хельга, которая теперь отковыривает кусочки курицы и складывает узоры по краям тарелки. Впрочем, Элла не уверена, что на лице тёти отражается именно раздражение, может, то брезгливость и сожаление?

Ужинают при свечах, и в углах играют мрачные тени. Чучело филина над камином будто следит за каждым движением Эллы, так что девочке безумно хочется накинуть мантию-невидимку!

Когда трапеза окончена, домовой – тот самый, с бакенбардами и любитель сидеть на печке – убирает тарелки, подмигивает Элле и исчезает. Интересно, кто будет мыть посуду?

Дантесса с фарфоровым чайником обходит стол и разливает крепкий чай с запахом малины. И вдыхая этот аромат, Элла вдруг думает, что возможно, этот дома – не самое плохое место. Разве в скверных местах подают такой замечательный чай?

– У тебя, наверное, много вопросов, Элла? – спрашивает кузина, останавливаясь рядом.

– Как в таком маленьком чайнике помещается столько воды?

– Как? Ну, так было всегда, – смущённо отвечает Дантесса. – Не знаю, как тебе объяснить. Скажи ещё, что ты о скатерти-самобранке не слышала.

Марфа Ильинична стучит чёрными ногтями по столешнице, отбивая марш суровости. Элла виновато опускает взгляд. Кажется, она спросила нечто такое, что знают и младенцы, и букашки.

– Дантесса, почему бы тебе не уложить Хельгу спать? ― размеренно произносит экономка. ― У неё сегодня выдался переполненный впечатлениями день. Согласись, ей это вредно. Пусть хорошенько выспится.