– До этого простора уж больно шагать долго, кругом урман дикий, – засомневался Клин.

– Да, не близко, но зато надёжно, куда нам спешить-то, и отзимовать в пути придётся, тайга богата – рыба, зверь есть, так что с голодухи пухнуть не придётся.

– А где ж возьмём карту этакую? – спросил Проха.

После недолгого раздумья Клин вдруг встрепенулся:

– Есть тут один бывший армейский дезертир, уж мужичок необычный. Скрипит сам по себе на уме и не больно-то с кем чирикает. Так вот, как я приметил, он знаком с чинушей из приисковой конторы, что к бумагам всяким приставленный, на деньги шибко охочий, так что попытать можно.

– И что за фрукт такой? – спросил Упырь.

– Роман Пестриков, чаще Ромой зовут. Он и на счёт оружия можа что знает: где, что и как лежит. Его б подвязать, была бы польза.

– А он не пуганётся?

– Если к себе подпустим и про лёгкое золотишко расскажем, осмелеет, к тому ж сами чуете: нам без него не обойтись, коль он с конторской крысой близок. А то, что согласится или нет, так кто знает, можа ему эта местная барматуха тоже опостылела.

– Ладно, покажешь этого Рому, я сам с ним посудачу, – сказал Упырь.

– Если примкнёт этот дезертир, нас будет пятеро, маловата команда. Человечков бы ещё три-четыре, – встрял в разговор Рябой.

– На кой нам надобны лишние рты, они не в тему. Делить всё, что поимеем, как-то неуютно получается, да и оружия и коней на большую кодлу сложнее добыть будет, – возразил Упырь. – К тому ж малым отрядом нам проще по тайге пробираться.

– Так это, если что, кони-то и на соседнем прииске Талом имеются, – не отступал Рябой, надеясь, что Упырь согласится с его предложением увеличить группу единомышленников. «Всё ж смелее действовать можно будет, когда людей больше, да и в случае чего шансы увеличиваются сохранить свою “шкуру”, всякое бывает…» – оценивал он.

– Мы что, по двое на одной кобыле до Талого помчимся? Всё, закончили, если какая мысля дельная придёт, смотайте мне.

На следующий день, когда рабочие возвращались с горных участков в казармы, Клин издали показал Упырю Пестрикова, ничем не отличавшегося от остальных рабочих, он шёл устало, только изредка подкашливал и сопел.

– Ты, Клин, отстань-ка чуток да шагай до барака, а я с ним душа на душу перемахнусь, – бросил Упырь и прибавил шагу догнать доселе незнакомого ему человека.

Пестриков проживал в другой казарме, работал на более дальнем участке, почему Упырь и не примечал его раньше.

– Здорово, барин! – с усмешкой произнёс Упырь и слегка хлопнул Пестрикова по плечу.

– Кто таков, чего надо? – вместо приветствия невесело ответил Пестриков.

– А чего угрюмый-то, притомился, что ль?

– Ты куда идёшь? В казарму? Вот и вали своей дорогой.

– Я гляжу, ты злой почто-то, только спусти пар, а не то угомоню разом, – рассердился Упырь, невольно сжав кулаки.

Пестриков насторожился. Такого вызывающего отношения к себе от кого-либо на прииске он никогда не имел, оттого с тревогой и глянул на незнакомца.

– Чего надо?

– Вот это другое дело, а то уж грабли у меня зачесались. Так вот, Рома, надобность есть с тобой перетолочь тему и бегом бы надо. Как развесишь бельишко своё, соберись да подскочи к лавке торговой, там и потолкуем.

Упырь отошёл от Пестрикова и направился в сторону казармы. «Странный мужичок, но, пожалуй, такой сверчок сгодится, чую, глаза воровские. Если что не так, сломаю, но выпотрошу душу окаянную», – размыслил Упырь.

Пестриков же от горестных мыслей своего существования переключился на другие размышления: «Что за тип? Не видывал я его ранее… Значит, из вновь наёмных, а может и уголовник сосланный, говорок уж больно тюремный. Что ж ему от меня надобно?.. Пристал, словно лист банный. О чём же ему со мной говорить потребно, о чём?.. И знает ведь, как звать меня…»