Все направили своих коней в низину, плотно заросшую широковетвистым ельником и высоким кустарником.

Проехало две подводы, и всё затихло.

– Две повозки прошли, боле никого не слышно. Чего спозаранку разъезжают? – вслушиваясь в сторону дороги, проворчал Упырь. – Вроде тихо, трогаем.

Неведомо было Упырю, что эти повозки везли золото с приисков, располагавшихся на речках Хомолхо и Ныгри, да и как мог он предполагать этакое. А везли пудов девять под охраной из трёх человек. Не задерживались эти путники на Гераськино, только чаю наспех испили, перекинулись с содержателем зимовья парами слов и поехали далее.

Если б знал об этом Упырь, тогда б не укрывался, а поубивал охрану, забрал оружие и золото и, уже обойдя прииски, повёл бы своих друзей намеченной дорогой. Но удача такая проколесила поблизости, а те, кто проехали мимо банды, и не знали, что беда страшная обошла их стороной.

Немного прошли лошади, и всадники впереди увидели небольшие приземистые постройки лесных избёнок.

«Наконец-то Гераськино, вот оно какое. А вон, видать, и хозяин заимки», – облегчённо вздохнул Упырь, завидев зимовье.

Вот здесь мы и вернём читателя к тому, как подъехали наши герои на вершину перевала и спешились у зимовья Гераськино.

– Давно ноги-то сушат копачи-старатели? – спросил Упырь Климента, убедившись, что, окромя старика и спящих постояльцев, на зимовье больше никого нет.

– Да вот, давеча пред вами и угомонились.

– Ясное дело. – Упырь повернулся к сотоварищам: – Ну что, бояре, пожрать бы чего надо, такой перевал не грех промочить.

– Давеча отсель пред вами пара телег отъехала, служивые были, чуток посидели, чаем кишки прополоскали и поехали дале. Подводы-то, знать, встрелись? – спросил Климент.

– Встретились, дед, встретились, – ответил Упырь и направился к озеру всполоснуть лицо и руки. У берега стояла лодка, подле неё Упырь и умылся.

Среди построек на улице приметным был сколоченный из досок стол, по виду скобленный многократно; ноги, прикреплённые к столешнице, вросли в землю и выглядели обшарканными, по обе стороны стола – две лавки. Вот у этой таёжной мебели и собрались гости. Расселись. Достали из мешка хлеб, сало, репчатый лук и даже две баранки копчёной колбасы, при виде которой Климент удивился. На столе появилась и фляжка со спиртом.

– Давай, дед, кружку свою и подсаживайся, это лучше, чем топором по деревяшкам стучать, – предложил Упырь Клименту.

– Я так тебе скажу, мил человек: топором махать не будешь, так в зиму без тепла останешься. А на счёт чая, так я ужо с утречка попил, так что благодарствую.

– Садись, дед, позднее будешь благодарствовать. Только зачерпни черпаком воды из озера – спирт разбавить надобно.

Климент сходил до избушки, взял ковшик, набрал воды из озера и присел подле прибывших гостей.

Налили.

– Ну, бояре, за удачу. Давай, дед, тоже с нами за дела наши выпей, – поднял свою кружку Упырь.

– За какие дела пить-то? Мне ж они неведомы, – ответил Климент.

– О-о, дед, дела-то у нас благие, не сомлевайся!

– Раз за благое, то можно, – Климент поднёс свою кружку к кружке Упыря.

– Пошто своих людей боярами называешь-то? – жуя хлеб вприкуску с салом, поинтересовался Климент.

– Да это, дед, я так, чтоб веселее было, – расхохотался Упырь.

– А я мучусь, вроде народ простой, а бояре.

Все за столом, кроме Климента, рассмеялись.

Немного закусили, и Упырь снова всем ещё чуток налил по кружкам спирта, каждый добавил воды и снова выпили.

– Дед, а чего озеро тутошнее Гераськино называют? – поинтересовался Упырь.

Климент неспешно дожевал пищу, вытер рукавом губы и бороду и объяснил:

– До меня уж несколько годов назад вот в энтом самом озере утопили обладателя золотого запасу, то ли фамилия у него была Гераськин, то ли величали Гераськой, никто толком не ведает, а вот с тех пор название к зимовью и пристало – Гераськино.