Он говорил. Слушали его сыновья и заметили они в этот раз, что никогда прежде не говорил он так твердо, почти яростно, словно сон ему какой или видение было, и зрел он то, что еще им видеть не дано было.

Князь Роман хотел увериться в том, что смогут они защитить свою землю, чтобы не случилось, какие бы испытания им не выпадали.

Даниил был в полдень на площади городской и странного человека слушал. Что-то такое было в облике его, что мурашки по коже бежали. И задумался он о грядущем своем, а тут еще и отец о том же твердит упорно. И ясно было, что черные тучи со всех сторон плывут к ним, и никак разогнать их нельзя.

Но ничего не сказал о монахе Даниил отцу, потому что не знал, что сказать. Но он не знал, что тот сам к отцу пожалует в ближайший час.

Даниил знал из книг и от учителей своих, что много веков самым большим, красивым и могущественным Киев считался, там сидели всегда великие князья, те, которые были всем им отцами, возглавляли тот мир.

Но говорили, что разрушен, сей град, полчища татар поганых камня на камне там не оставили. И отец подтвердил, что не выдумки это, а чистая правда.

– Но как же так, – возмутился Даниил, – совсем его не защищали, али справиться с ними невозможно было? Тогда зачем же мы вообще на этот свет народились?

Ничего не понимал он, и понять не мог. Но знал, что так просто не позволит над миром своим измываться, пусть отец не тревожится. А если стоять крепко, если не отступать, любые татары отступятся и никогда не сладят с ними.

Но легко было в богатом да прекрасном Галиче рассуждать о том, что стало в далеком Киеве, говорить вообще легко, пока тебя такая беда не касается, и напора этого ты еще видеть не мог.

Отец говорит об уходе, Василька мал совсем. Ничего не понимает он и не особенно вникает в слова, которые поизносятся, он томится и ждет, пока отец его отпустит. Не настало еще время его. Но Даниил повзрослел быстрее, ни о чем другом не мог думать в те дни отрок. И все былины, все летописи о героических прошлых днях, которые монах ему читал, вспомнил он разом, надеясь, что укрепят они силы его и выстоять помогут.

И вспомнил он о бесстрашном Рюрике, явившемся сюда, чтобы не сгинули земли славянские, о мужественном и хитром Олеге, дошедшем до стен Царьграда, и утвердившем славу русскую и там, о бесстрашном и прямом Святославе, который никогда никого не боялся, и как викинг, погиб в сражении. И много еще чего слышал и знал Даниил от учителя своего. И не верил в то, что это только красивые предания. Не может быть такого. Это было, пусть давно, но было. Иногда, оставшись один, в мечтах своих уносился княжич в те благословенные времена. И тогда он был уверен, что жил и воевал уже однажды, что не в первый раз он в этот мир пришел, а многое ему ведомо. И шел он вместе со Святославом на печенегов, и сражался до последнего дыхания. И тогда и сил и отваги в душе его прибавлялось. И только монаху рассказывал об этом княжич. И не останавливал он его, а слушал внимательно. Не говорил, что все это только выдумки. Но с героическими временами было покончено – вот что больше всего угнетало и мальчика и его учителя. Но нельзя говорить княжичу о скверном, ничего доброго из этого не получится.

Когда они покидали гридню, и отец отпустил их на волю, показалось Даниилу, что среди тех, кто в полутемном коридоре ждал приема у князя, он снова увидел того злополучного монаха, которого недавно на площади встретил. Стоял он в полутьме, почти не отделяясь от темной стены, и пытливо смотрел на него.

Но Василек отвлек его. Он всегда боялся этих коридоров и переходов, в которых легко было прятаться и заблудиться не трудно. Ему казалось, что за каждым поворотом спряталось какое-то чудовище, и он потащил брата вперед, чтобы поскорее на улице, на воздухе оказаться или в своей небольшой комнате на крайний случай укрыться.