Теперь все Жорины одноклассники старались подружиться с ним, а Люся гордилась своим избранником, хотя старалась не выдавать своих чувств.
Время летело неудержимо. Экзамены были сданы, Люся перешла с отличием по всем предметам в десятый класс, а Жора и Сёмка в восьмой. Все были рады и счастливы, что всё уже позади. Да и Жора быстро собрал все необходимые документы и отослал их в авиационный техникум. Его мечтой было быстрее, как говорится, встать на ноги и вместе с Люсей создать хорошую и крепкую семью. Но время и судьба распорядились по-своему.
Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года Фашистская Германия со всей европейской военной мощью напала на Советский Союз. Началась Великая Отечественная война, самая страшная, безжалостная, самая кровавая из всех войн, которые знало и переживало человечество, живущее на нашей маленькой голубой планете. Война смешала в один комок все планы и надежды в ожидание чего-то страшного, неотвратимого. И оно пришло!
В начале сентября из города стали эвакуировать заводы и фабрики. Многие жители покидали город и уезжали вглубь страны, а через город шли отступающие советские войска, и было страшно осознавать, что немец вскоре может появиться и в нашем городе. Мама–Сима, Люся и Сёмка, как и большая часть еврейских семей, собирались в дорогу, заведомо не зная, куда и к кому ехать. Через три дня военком обещал всех эвакуировать на одной из машин, принадлежащих горвоенкомату. Вещи были уже почти собраны, когда ночью кто-то постучал в дверь. Первая проснулась мама–Сима, а за ней и Сёмка с Люсей. Мама–Сима, стоя у двери, спросила: «Кто там?» Ей ответил незнакомый мужской хрипловатый голос вопросом:
– Это квартира Григория Яковлевича Голдштейна? Я, по поручению Гриши.
Мама–Сима какими-то нервными движениями стала открывать дверь. В дверях появился высокий военный в плащ – накидке и, когда мама–Сима пригласила его войти, то он сразу же вошёл в комнату, остановился возле стола и обратился ко всем.
– К сожалению, я не имею много времени, но я должен, я обязан выполнить то, о чём меня просил Гриша – мой самый верный и близкий друг… – и, не поднимая головы, продолжил: – Наш полк попал в окружение, мы всё время отбивали нападающего врага, но нас становилось всё меньше и меньше, встал вопрос пробиваться из окружения к своим. Мы подошли к небольшому селению, где попали в засаду. Многие погибли, а Гриша был тяжело ранен. Не многим удалось уйти в лес, который был недалеко от села. Гришу я нёс до первого привала. Мы смастерили носилки, на которые его положили, а он поманил меня рукой и попросил, если я останусь жив, передать планшет с документами семье, то есть вам. А когда мы снова собрались в путь и подошли к носилкам, Гриша был уже мёртв. В этом же лесу мы его и похоронили. И после небольшой паузы он положил планшет на стол, отдал честь, повернулся и пошёл к двери, где остановился, держась за ручку, и тихо, но с какой-то убеждённостью сказал:
– Вам нужно немедленно уезжать! Через пару дней немец будет в городе.
Он ушёл, а в квартире повисла тишина. Сёмка и Люся стояли, обняв друг друга, а мама–Сима, облокотившись о дверной косяк, стояла белая, как мел, с посиневшими губами и остановившимся взглядом, устремлённым куда-то далеко-далеко, и вдруг медленно стала сползать вниз и, потеряв сознание, упала на пол. Люся бросилась к маме и крикнула, чтобы Сёмка бежал за Василием Ивановичем, и он, как был полуодетым, выбежал на улицу. Не прошло и десяти минут, как Сёмка, Василий Иванович и с ними районный врач, Бася Израилевна, которая жила рядом, вошли в дом. Маму-Симу перенесли и уложили на диван, она всё ещё не пришла в сознание, и Бася готовила всё для того, чтобы вывести её из обморочного состояния, а Люся тем временем положила холодный компресс ей на лоб. Благодаря общим усилиям и после укола, мама–Сима открыла глаза, но была ещё настолько слаба, что даже не могла говорить и только смотрела на всех своим затуманенным взором, а по щекам скатывались крупные слёзы.