– Ты знаешь, – обратилась она к нему. – Вот мы уже не первый день знаем друг друга, встречаемся, а о тебе я почти ничего не знаю. Ты, как бы, для меня так и остаёшься до сего времени загадкой.

– И Жора начал рассказывать о том, о чём никогда и никому не говорил:

– Родился я в Забайкалье, в небольшом городке, где находился полк, в котором служил мой отец. Когда мне исполнилось четыре года, папу перевели на Украину, под Полтаву, а потом весь двадцать первый полк был передислоцирован в этот город, и мы с мамой тоже вскоре переехали сюда, где папа продолжил свою службу. Нам дали квартиру, а самое главное это то, что здесь жила бабушка – мать моего отца. Отец мой очень любил мою маму, которой многое позволял и старался многое не замечать, а мама любила шумные компании и частые застолья. У неё было много знакомых, а папа всегда приходил поздно с работы, да и его присутствие, почему-то, её не очень радовало. Она была красива и за ней многие из её знакомых ухаживали, а это ей очень нравилось. Мне было без трёх месяцев семь лет, когда папа уехал на неделю в Киев, на совещание, а мама отвела меня к бабушке, а сама, собрав свои вещи, уехала с одним из своих поклонников, оставив записку: «Я встретила другого, не ищи, я ушла навсегда».

Вечером мы с бабушкой пришли к нам домой и бабушка, прочитав эту записку, забрала меня к себе, пока не приедет отец, а сама почему-то была очень расстроена и украдкой вытирала слезы. Я ничего не понимал, а бабушка ничего не говорила. Отец приехал через два дня и сразу же пришёл к бабушке, держа в руке мамину записку. Прямо с порога он произнёс только одно слово: «Ушла!». И опустился на стул, который стоял возле двери. Домой я ушёл вместе с отцом, которого очень любил. Жили мы одни, квартира казалась пустынной и неуютной. Отец начал пить и чем дальше, тем чаще, приходил пьяный, почти ничего не ел и часто плакал. Спасибо бабушке, которая варила еду и обстирывала нас. На работе у отца, на почве пьянки начались неприятности, вскоре его уволили и отправили в запас, и он остался без работы. Но, благодаря ещё оставшимся связям и знакомым, он устроился на завод сменным мастером, но пить не перестал, несмотря на просьбы и слёзы бабушки. В пьяном состоянии он часто вспоминал маму и, большей частью, ругал и проклинал её и тот день, когда её встретил. Слушая его, я начинал убеждаться, что все женщины, кроме моей бабушки, и все девчонки созданы только для бед и несчастий на белом свете, и что их нужно остерегаться и обходить стороной. Впоследствии это привело к тому, что я обходил стороной девчонок и пренебрегал их обществом, до тех пор, пока не встретил тебя. На последних словах он обнял её, и они рассмеялись. Помолчав немного, Жора продолжил свой рассказ:

– На работе отец не пил, а как только выходил за пределы завода, вместе со своими собутыльниками выпивал и приходил домой пьяным. Однажды, после второй смены и после того, как хорошо выпили, вместе с двумя рабочими шёл домой. На улице была ночная темень. Шли они по дороге и не заметили, как из-за угла на большой скорости выскочила машина; те двое, которые шли с отцом, успели отскочить, а отца машина сбила и переехала обе ноги. Падая, он ударился о камень головой и сильно повредил её. Домой его принесли без сознания. В квартиру пришли соседи, кто-то побежал за доктором и бабушкой, она прибежала почти одновременно с врачом, но было уже поздно – папа был мёртв. Хоронили отца с воинским оркестром и солдатами. Народа было много. Я стоял с бабушкой недалеко от могилы, она держала меня за руку и всё время плакала, а когда стали опускать гроб в могилу, прозвучали три винтовочных залпа и заиграл оркестр, я вырвал свою руку и бросился к могиле, сильно закричал и упал, а что было потом, я не помнил. Очнулся я в больнице, возле меня сидела бабушка, в черном платке и, как мне показалось, очень худая и бледная, а когда она увидела, что я открыл глаза, она очень обрадовалась, позвала медсестру, сообщив, что я очнулся. Оказывается, что я не приходил в сознание более двух суток. Медсестра спросила меня, как я чувствую себя, я силился ответить, но ни единого слова произнести не мог. Я всё слышал, но говорить не мог. И так продолжалось почти два года. Что только не делали, к каким только врачам меня не водили, какие только бабки меня не лечили, ничего не помогало. Дети со мной не хотели играть, а только дразнили, а я их за это колотил почём зря.