Девочка совсем близко подошла к Нетти и без тени смущения смотрела в её лицо.

Этот взгляд окончательно вывел из себя молодую женщину.

– Ах, ты, бессовестная, – пронзительно выкрикнула Нетти, – да как ты смеешь грубить мне так! Да я… я… тебя… я… тебя…

Злые слезы задрожали снова в её голосе. Она задыхалась… Целый поток негодующих, гневных слов и упреков вырвался из её рта. И бессильная разделаться с племянницей в присутствии Ии молодая Басланова схватилась за голову, бросилась в близ стоявшее кресло и разрыдалась навзрыд. Её слезы со вскрикиваниями и воплями, пересыпанными жалобами и упреками, подняли на ноги весь дом.

Андрей Аркадьевич, успевший переодеться в рабочую блузу и растиравший в это время краски в своей студии, находившейся в дальнем конце дома, первый прибежал в детскую и с волнением и тревогой бросился к жене.

– Деточка моя… Нетти – моя крошка… Что с тобой? Что случилось? О чем ты плачешь, ангел мой, да ответь же мне!

– Дети… Противные, несносные дети… Они доведут меня до могилы, – они убьют меня! – нашла, наконец, в себе силы между рыданиями простонать молодая женщина.

Андрей Аркадьевич с укором взглянул на племянников.

– Жура! Надя! Неужели? Неужели же вы это довели вашу тетю до такого состояния? – обратился он к ним. И так как близнецы молчали и глядели исподлобья на своего молодого дядюшку смущенными глазами, Андрей Аркадьевич уже непосредственно обратился к Ии, в то время как княгиня Констанция Ивановна поила водой все еще бившуюся в истерике Нетти.

– Скажи, пожалуйста, как это могло случиться, Иечка? Объясни, ради Бога, в чем дело?

Последняя поспешила прийти к нему на помощь. Своим ровным, спокойным голосом Ия рассказала брату всю происшедшую только что на её глазах сцену. Всегда справедливая и разумная, она незаметно для самих детей оправдала их в глазах брата, совершенно невиновных по её мнению, или, если и виновных, то только в том разве, что они взяли без спросу из шкафной прабабушкины наряды и кринолин.

По мере того, как говорила Ия, затихали рыдания Нетти, а когда молодая девушка замолкла, Нетти уже стояла перед ней, вытянувшись во весь рост, уязвленная, негодующая, с пылающим лицом и блестящими злыми глазами.

– Так вот вы как, сестрица! Оправдываете в глазах André этих несносных детей, которых каждый признает виновными… Это значит демонстрация против меня? Однако, вы не педагогичны, милая сестрица. Нельзя в присутствии детей показывать им, что они правы, и порицать поступки их воспитателей.

Эти слова как обухом по голове ударили Ию.

– Бог знает, что вы говорите, Нетти, – возмутилась она, – да разве я порицала ваш поступок?.. Что вы! Я только восстанавливала истину и передавала Андрею факты, какими они были на самом деле, – оправдывалась она.

– Неправда, неправда! – заволновалась больше прежнего Нетти, – вы исказили факты. Дети были грубы, дерзки, а, вы… вы…

– Что здесь за шум? Нетти, дитя мое, что тебя так волнует? А?.. Ия Аркадьевна, добро пожаловать, душевно рад вас видеть у нас! – послышалось с порога комнаты и, обернувшись к двери, Ия увидела высокого статного старика с седыми усами и густой не по летам, но уже совершенно белой шевелюрой.

Его лицо с правильными чертами носило на себе отпечаток достоинства и благородства. Военный сюртук отставного генерала, облегавший его прямую стройную фигуру, еще более молодил шестидесятилетнего князя Юрия Львовича.

Ия нашла его мало изменившимся со дня их последней встречи в «Лесном».

– Здравствуйте, здравствуйте, Ия Аркадьевна, чрезвычайно рад снова увидеться с вами. A особенно счастлив, что вы не отказались воспитывать моих проказников, – и говоря это, Юрий Львович протянул одну руку Ии, другой потрепал густые локоны Нади, успевшей броситься к нему и прильнуть лицом к руке деда, в то время, как Жура тоже подбежал к нему и обнял его с другой стороны.