– Томик, как ты можешь так говорить? Я же люблю тебя!

– Матушка, я тоже люблю тебя. Но люблю только как матушку. Ты разве не видишь, насколько лучше мы стали жить за последний год. А почему? За счёт чего? Потому, что я взял на себя руководство графством, перестал доверять тебе вопросы управления, финансовые вопросы. И я чего-то добился только за счёт того, что выгнал людей, которым ты безгранично доверяла. А я поставил людей, которые согласны деньги не получать, а зарабатывать. Я им плачу больше, чем ты платила своим доверенным людям. Но, мои люди не воруют, по крайней мере, пока не воруют. А чтобы и дальше не воровали, их нужно контролировать. А ты полностью устранилась от дел, и всё чуть не закончилось катастрофой для меня, тебя, Натальи.

– И вот теперь ты, матушка, сама ответь на вопрос, где же твой любимый Томик? Хорошо ли для всех, и для тебя, в том числе, что Томик стал Томашем? Когда ты себе ответишь на эти вопросы, потом ответь ещё на один. Готова ли ты, графиня Тереза ту Фишер, принять своего сына таким, каким он стал? Я, матушка, обратно в маленького и капризного Томика никак не смогу превратиться.

Вышел из кабинета и думаю, а что мне делать, если она откажется меня признавать? Думай моя думалка, я тебе каску куплю. Ну, или шлем воинский. И придумал.

Бегу к барону Милану ту Наворотному, бывшему капитану гвардии.

– Господин капитан, все дела откладываем. Есть срочная вводная. Представьте себе, молодая вдова, вся такая убитая горем, а ещё больше скучающая и мучающаяся от безделья. И красивая, при всём этом. Что должен сделать офицер гвардии?

– Ну, известно что, хвост распушить, комплиментов наговорить, ручки исцеловать, и не только ручки, потом трах-бах и все довольны.

– Господин капитан, я восхищён вашим опытом, вашей эрудицией, и вашей готовностью к самопожертвованию!

– Ваше Сиятельство, про самопожертвование вы не могли бы поподробнее?

– Нет! Гвардия не отступает! Поэтому, одеваете парадный мундир, загружаете мой матушку в карету, хоть насильно, и везёте в городской дом. Там водите её по всяким развлечениям, целуете ей ручки и всё остальное. И не возвращайтесь, пока не сделаете мне братика.

– Э-э-э? А как же…

– Барон, женщину нужно отвлечь! У неё мысли возникли, что её сына подменили. Глупость, конечно, но эта глупость может кончиться тем, что она от меня отречётся. И всё, что мы с вами сделали за последний год, она спустит кобыле под хвост! А про братика я не шутил. Если матушка родит малыша, ей будет не до меня. И тогда нам с вами ничто не помешает сделать её жизнь обеспеченной и счастливой. И мы с вами тоже будем обеспеченные и счастливые. Гвардия, вперёд!

– Так ведь дел сколько!

– А работу пусть берут на себя заместители.

Да, мастерство не пропивается! Когда матушка садилась в карету с капитаном гвардии, на её лице блуждала рассеянная улыбка. Уверен, рассеянность уйдёт, а улыбка останется. Я стоял у окна, смотрел на отъезжающую карету, и тихо улыбался.

– Как ты там говорил про радость на душе? – сестрёнка подошла и прижалась ко мне.

– «Сделал гадость, на сердце радость», – процитировал слова из мультика про Чебурашку.

– Вот, вот. А если она влюбится, как Натали в том романе?

– Придётся уговаривать барона стать нашим папой.

– Ты с ума сошёл, – напирает на меня сестра.

– Девушка, вы уже взрослеете, и не надо на меня вашим бюстом давить. Ты хоть и сестра, но женские груди в моём возрасте могут довести до сердечного приступа.

– Ах, ты, негодяй, ты только об этом и думаешь!

– Натали, я об этом пока не думаю. Занят очень, да и рано мне ещё. Вот через два года, пусть все местные барышни трепещут от страха!