Полицейский находился прямо напротив, всего в полуметре от Романа, и если бы не остановил его движение своей громкой фразой, то им бы вряд ли удалось избежать столкновения. Лицо полицейского выражало возмущение и укор: он, похоже, был очень недоволен тем, что ему пришлось открывать рот и производить звуки, чтобы остановить этого «разиню», который даже не видит куда «прет».

– А что случилось? – спросил Роман, после небольшой паузы.

– Я же говорю, проход закрыт, – ответил полицейский уже несколько тише.

– Но мне нужно попасть на С-скую.

– Придется пройти дальше на три улицы и свернуть там.

– Да почему же?

– Какая разница, – ответил полицейский, заметно раздражаясь, – это уже вас не касается.

– Вы что, не можете сказать?

– Не могу! – грозно отрезал полицейский, снова повысив голос.

Понимая, что бессмысленно ждать ответа от человека, которому на протяжении всей его службы каждодневно внушают, что подчиненным не следует задавать лишних вопросов, а только выполнять приказы, Роман молча развернулся и направился назад. Это молчаливое и спокойное повиновение совершенно обезоружило полицейского. Он вдруг понял, что его агрессивная реакция была абсолютно неадекватна ситуации: задавая ему вполне очевидные вопросы, Роман вовсе не хотел отстаивать свои конституционные права на свободу передвижения в родной стране, а только лишь пытался узнать, почему он не может пойти по улице, по которой до этого ходил каждый день. Роман уже прошел несколько шагов, как сзади раздался голос полицейского:

– Ты что не слышал? Премьер приехал.

Произнесено это было уже не грубо, как прежде, но с какой-то напускной небрежностью, неохотно, как будто полицейский хотел подчеркнуть, что проявляет безграничную милость, снизойдя сейчас до объяснений.

Роман обернулся – полицейский действительно обращался к нему.

– Тут форум какой-то проходит, все оцепили, – добавил страж порядка.

– Спасибо, – ответил Роман, устало улыбнувшись, и пошел дальше.

«Тоже мне секретная информация. Не мог сразу сказать что ли…, – думал он про себя. – Оцепили целый район – сейчас еще минут пятнадцать идти».

Роман направился назад по улице, только сейчас обратив внимание на длинную клумбу, протянувшуюся на всю ее длину и засаженную небольшими деревцами. Кое-где на клумбе в особенно облюбованных солнцем местах уже сошел снег, обнаружив горы мусора, который люди успели накидать за зиму и который он до поры до времени бережно скрывал. Загаженная до безобразия клумба бросилась в глаза Роману, и неожиданно к нему вдруг вернулось то, казалось уже отступившее, чувство тревоги, которое охватило его еще в кабинете.

«Ну что я делаю? Уволился с хорошо оплачиваемой работы ради невнятной перспективы. Да еще и с самого начала все не заладилось. Нет, это не к добру, – все сильнее разъедал Романа червь сомнения. – Не звонит. Если бы сделка состоялась, уже наверняка сообщил бы».

Он достал телефон и набрал Дульцова, но тут же, как бы опомнившись, сбросил вызов.

«Зачем я звоню, еще даже не дойдя до места встречи? Может быть, он уже давно ждет меня. И вообще, почему я так переживаю? Все же уже на сто раз взвесил. Что я, по большому счету потерял? Перспективу просидеть в офисе всю свою жизнь в надежде, что начальника повысят и мне представится шанс занять его место. И то, далеко не факт – у Кирилла с его приемами, похоже, больше шансов. Да и что я, в самом деле, даже если и не выгорит наша затея клерком устроиться не смогу, что ли?!», – уже с явным азартом бравировал он себе фактом увольнения, пытаясь таким образом набраться уверенности.

Вскоре Роман вышел на С-скую. Взбудораженный надеждой на то, что друг закончил раньше и уже подъехал на место, он принялся всматриваться в выстроившиеся по обеим сторонам дороги машины и к своей радости почти сразу нашел ту, которую с таким нетерпением искал. Дульцов уже ждал его, и Роман преисполненный вдруг усилившимся внутренним волнением ускорил шаг.