Не оборачиваясь, горько ухмыляюсь и качаю головой.

Как легко люди говорят: «Верь мне, я не обману», а затем так же легко предают, нарушают свои же слова, совершенно не заботясь о том, что это подло, низко, жестоко.

Зато такие, как я, однажды обжегшись, уже не верят никому.

Да, у меня дефицит доверия. Но я к этому привыкла.

– Ты правда хочешь кофе? – оборачиваюсь, надевая на лицо привычную маску, которая в клубе всегда меня защищала. – А может, тебе уже пора?

– Соня…

– Совсем пора, – перебиваю, разглядывая полностью одетого мужчину. – Уезжай, Алекс. Спасибо тебе за помощь, она была полезной, но дальше я отлично справлюсь сама.

– Уверена?

Гроссо не меняет позы, так и стоит, прислонившись к косяку дверной коробки, но вот от глаз теплом уже не тянет. Стылый лед.

Показательно.

– Однозначно, – выдыхаю, слегка кивая.

И прикусываю губу, когда Алекс, на пару секунд впившись в меня темными омутами, ухмыляется. А затем разворачивается и уходит.

Тихий хлопок входной двери сообщает о том, что я осталась одна.

Горько хмыкаю и стекаю на пол.

Всё хорошо, Соня.

Всё хорошо.

***

Сжимаю кулаки, откидывая голову назад, и прикрываю глаза. А прошлое, что никак не отпускает, уже мелькает перед глазами…

Когда нам с Лизой было по шестнадцать лет, мама нашла себе нового друга. Так она его представила.

А по факту мужчину. Очередного.

Но, как сама уверяла: «Самого лучшего, одного-единственного, которого ждала всю жизнь».

Подкупило нас с сестренкой то, что привела она к нам в дом его будучи трезвой, что само по себе являлось исключительным событием.

И в последующие месяцы действительно родительницу было не узнать: она начала исправно ходить на работу, бросила выпивать, стала следить за собой, в гардеробе появились платья, в холодильнике продукты, квартира, наконец-то, стала похожа на уютное место, а не проходной двор для местных алкашей, а в подвесном шкафу над раковиной вечная бутылка водки на привычном месте больше не отсвечивала.

Фантастика.

Мама даже нам с сестрой внимание стала уделять, особенно в те моменты, когда Слава дома был.

Ага, именно Слава. И никак не дядя. Ему не нравилось, когда мы добавляли это слово к имени. Молодился, модился.

Хотя и не удивительно. Мама нас рано родила, в восемнадцать. И на тот момент ей было тридцать четыре. А ее новому «мужу», как она всем говорила спустя месяц их отношений, и того меньше. Всего тридцать.

Казалось, тогда жизнь наладилась. Вошла в ровную колею. Пока у Мелеха не случились какие-то неприятности. После которых он бросил работу, стал сидеть все больше дома, выпивать и мать утягивать на эту скользкую дорожку.

Это спустя годы мы поняли, что он толком-то и не занимался ничем, был обычным «купи-продай» бизнесменом, живущим за счет разницы при перепродаже. Но в какой-то момент вложился неудачно, товар не застраховал, а тот украли или еще что-то. В общем, погорел.

Взял еще денег под проценты, не в банке, у местных бандитов. Но в бизнесе вновь не срослось. Как итог, проценты стали не просто капать, а расти, как снежный ком. Кредиторы начали жестить и угрожать.

Чтобы рассчитаться, Слава продал машину и квартиру родителей и засел у нас дома, превратившись в затворника, приживалу-паразита и начинающего алкоголика.

Первое время мать старалась ему что-то подыскать, но все было бесполезно. Работать мужчина не желал. И никого не слушал. Даже младшего брата, который пару раз к нам в гости наведывался.

Да, Макар Мелех являлся родным братом Славы. Правда тогда он не был бизнесменом и владельцем «Фараона». Пропадал где-то в горячих точках, служил наемником или еще кем-то.