– Никого, Господи. Как же жутко, скука, вашу матерь… Так… Мы по домам идём, да? – я впервые посмотрел на свою спутницу.

– Получается, – скромно ответила она, отводя от меня глаза вниз. Мне было как-то стрёмно. Зачем разделяться?

– Давай потом в школе встретимся, да? У главного входа. Независимо от того, найдем ли мы своих дома или нет.

– Ну… давай. Пока.

– Ну пока.

Грустно попрощавшись и оставив Еву позади, я молча пошёл в сторону дома. Вскоре я понял, что она меня преследует. Сначала я было подумал, что она дура и идёт за мной, как прирученный питомец, но потом до меня доперло, что наши дома на одной и той же стороне расположены, а потому разделится бы и не получилось.

– Так ты живешь там? – спросил я, указывая куда-то на запад. Или на восток. Путаю постоянно. Короче, налево, если бы я был точкой на карте.

– Да.

– Ну тогда давай вместе пойдем, чё. Ты на какой улице? – я услышал ответ и понял, что не знаю даже, по какому адресу наша школа находится. Вроде бы Ева жила дальше меня, – Сначала тогда ко мне, наверное, лучше. Нам по пути.

– Хорошо, – если бы я сказал, что нужно спуститься в Аид, то она бы дала положительный ответ с точно такой же интонацией. Меня немножко бесило её безучастное согласие со мной по всем возникающим вопросам. Хоть бы что-нибудь своё предложила. Внесла бы, так сказать свою лепту.

А что такое лепта, кстати?

Был бы Интернет, то сразу бы выяснил. А так придется искать в словаре. Как же тяжело было людям каких-то тридцать лет назад…

И кто автор той долбаной цитаты про искусство?

Мимо нас медленно проходили знакомые со вчера пейзажи. Милые многоэтажки и пустырь с заброшенными недостройками. Никого не было. И последствий отсутствия людей тоже не было. Забавно. Что будет происходить, если все достаточно долго будут ничего не делать? Ну то есть. Если вдруг никто не будет убирать выпавшие листья; стричь траву; ещё как-то ликвидировать непредсказуемость погоды и климата?

Надеюсь, что мне этого выяснять не придется!

Ева всё время шла сзади. Когда я немного сбавлял темп, чтобы идти с ней вровень, то она тоже его, почему-то, сбавляла. Развернуться и сказать ей, что мне бы хотелось с ней там поговорить о чём-нибудь, смелости не хватало.

– Ей просто нравится твой тощий зад, лапочка.

Хотя, как бы, почему бы и не поговорить. Заняться-то всё равно не чем. Такая тишина стоит, что уши гложет. Ни птиц, ни орущих детей, ни гудящих автомобилей. НИ-ЧЕ-ГО. Просто. НИ-ЧЕ-ГО. Только наш неуверенный топот и шорканье, да легкий шелест листьев нечастых тополей создавали хоть какой-то аудиальный фон.

Я вспомнил, что как-то читал про целое ответвление в живописи, которое стремится показать максимальное одиночество, неловкость и ущербность минималистичных пейзажей. Вот сейчас был прямо этот вот вайб. Вайб безжизненности.

Погрузившись в поверхностные рассуждения и мысленные описания природы, я и не заметил, как подходил к дому. Даже не оборачиваясь к своей новоиспеченной подружке, я сообщил, что: «Нам в вон тот кирпичный домик. Ладно?».

Ответа не было.

– Ну и молчи, балда такая.

В моем подъезде, как уже ранее было упомянуто, лестница была напротив лифта и никаких проблем с темными коридорами и чем-то ещё не было. Я, конечно же, по привычке ткнул магнитным ключом по панели, но понял, что осекся. И я, разумеется, опять ударил длинную часть гитары. Только уже не о ступень, но о дверной косяк.

Вроде, эта штука называется «гриф»?

Вот, уже сказывается время, проведенное вне тик-тока и соцсетей. Память возвращается. Скоро у меня с кожи пропадут прыщи, автоматически выпрямится спина и вообще я стану чистокровным арийцем, обладающим стойким нордическим характером.