– Ага.

Мы молча сидели и даже не хотели достать телефоны из карманов. Все плыло перед глазами, голову клонило на стол.

– Может ещё? – спросил я, наливая по обоим бокалам.

– Не, не надо, – прикрыв лицо руками, – отказывала Ева.

Я уже не помню, как, но мне удалось уговорить Еву, и мы сделали ещё глоток. Мне захотелось пройтись осмотреться, и я понял, что не могу встать. Моё тело начало повторять собой Пизанскую башню и его аккуратно подхватили рядом стоящие пацаны. Всё это время они не уходили и без конца обсуждали какую-то ерунду. Я даже не хотел вслушиваться. Они же, наверное, подхватили и Еву. Туман становился гуще и гуще. Воспоминания не хотели сохраняться. Очевидно, нам было плохо, но не настолько, чтобы вызывать скорую. Нас куда-то положили на кровать и дали проспаться.

Охеренно потусил.

Самое классное началось, когда меня начал одолевать сон.

Я очнулся в большой и очень знакомой мне комнате. Здесь я провел какие-то счастливые минуты детства, но где именно мне осознать не удалось. Я вышел из неё и увидел какую-то адскую хтоническую срань. В нескольких метрах от меня стоял человек (?). У него была голова, ноги и руки, но они выглядели ужасно старыми, дряблыми и болезненно бледными. Шея была не на правильном месте, а торчала из грудной клетки. Как будто бы у этого существа было какое-то подобие горба. Одето оно тоже было крайне… Противно. Тело покрывала какая-то грязная ткань. Наверное, когда-то это была ночнушка или просто продырявленная простыня. Сейчас на ней было много заплаток и дыр, из которых можно было увидеть старческую, покрытую какими-то волдырями и наростами кожу. Самое прелестное – взгляд. На меня очень пристально смотрело вполне себе человеческое лицо. Почти изучало. Нельзя было понять, принадлежит ли оно мужчине или женщине. Под глазами были черные круги, кожа вытянутая, а изо рта стекала слюна, похожая консистенцией и цветом на нефть. Глазищи этой сволочи не моргали и становились шире. Капилляры росли и глазные яблоки становились красными. Я заметил, как тяжело дышит представшая предо мной тварь. Ещё чуть-чуть и она ляжет на пол, судорожно трогая сердце, надеясь, что оно ещё немного побьется. До меня резко дошёл тошнотворный запах, который явно исходил от этого чудовища. Этот взгляд… Так смотрят бездомные, клянчащие денег. Есть в них что-то одинаково убогое и пугающее. Да, я видел это лицо. Сумев оторвать внимание от блестящих при ярком солнце зенок, я увидел торчащий в руках у этого горбатого топор. На лезвие была спекшаяся кровь. Топорище держали морщинистые и костлявые культи, которые едва бы могли разжаться. Этот урод не моргал. И смотрел. Смотрел. Смотрел в меня. Очень тупо, удивленно и как-то назидательно. Он хотел найти во мне что-то, за что я провинился. Он хотел казнить меня. Но не мог. Я ведь невиновен.

Не дыша, я спиной уходил в сторону, боковым зрением пытаясь найти выход. Горбатый понял мое намерение и, хромая, начал меня преследовать, не отрывая бдительных глаз. Я понял, что притворяться бесполезно и просто рванул как бешеный, куда глаза глядят. Оказавшись на улице, я начал бежать по какой-то грунтовой дороге вдоль заборов, за которым торчали крыши небольших частных домов. Я не переставал оглядываться, хотя уже давным-давно потерял из виду мерзкую гниду. На сердце отлегло. Я знал, что нахожусь в безопасности. Перейдя на шаг, я начал идти по каким-то садам и паркам. Было хорошо.

Свинцовое облако ютилось в голове и постепенно вытекало куда-то наружу. Паршивая действительность возвращалась в мои глаза и отпечатывалась на органах осязания. Я чувствовал, что лежу на боку и мне в рожу светит сентябрьское солнце, проникающее через незакрытые жёлтые шторы. Развернувшись на другую сторону, я удивился, увидев перед собой чьи-то золотистые волосы. Я долго пытался понять, чьи они.